Хирург - Марина Степнова

Ему, но не всем.

Телефон послушно содрогнулся, и Арсен Медоев услышал роскошные номенклатурные перекаты человека, занимавшего в его списке добрых сексуальных услуг почетное первое место, и не только, кстати, в списке, он вообще был Первым, этот человек, и все остальные, слопавшие сладкий медоевский крючок, были Первые, ну, в крайнем случае, Вторые, и ни с одним Арсен не поссорился, ни одного не продал, и теперь все, все они непременно за это заплатят.

Рад, что вы меня помните, Ник-Ваныч, право слово, очень рад. Медоев вслушивался в далекий рокот, лучезарно улыбаясь вспотевшей от усердия гладкой трубке. Еще бы он не помнил. Чего стоила одна только фирменная огненная восьмерка, которую старательно выписывали кошачьи язычки медоевских красоток вокруг главного органа едва ли не агонизирующего клиента. Медоев самолично натаскивал девочек в тактильных удовольствиях и никогда не обижал. Да, за попытку нажрать себе вместо аккуратной попки жирную духовку, мог и поколотить. Но не больше. Конечно, Ник-Ваныч, завтра в десять — это совершенно удобно. Всего хорошего. Следующий. Алло?

Через месяц на первом этаже славного особнячка засияла праздничная вывеска — модельное агентство WOW. Первое и единственное. Гениальный бордель был легализован. В белом плаще с кровавым подбоем из великолепной искусственной харизмы (от настоящей не отличить даже на ощупь), шаркающей кавалерийской походкой перекормленного французского бульдога, Медоев вышел из тени — навстречу своей вожделенной власти. Теперь уже точно — навсегда.

Игла для внутрикожных инъекций. Игла для подкожных инъекций. Игла для внутримышечных инъекций. Игла для внутривенных инъекций. Иглаа для пункций. Игла для подкожных вливаний. Игла «бабочка» (Strauss'a) для переливания крови. Игла с каплевидным утолщением на конце. Игла для спинномозговых пункций (Bier'a). Игла для стернальных пункций (Кассирского).

Арсен, у меня к тебе просьба. На этот раз Хрипунов из медоевского кабинета никуда не рвался, хотя прошло куда больше трех минут, и зубы у него уже ныли на почти ощутимой низкой ноте. Тут девушка одна есть. Надо бы посмотреть.

Аркаша, дорогой, какие проблемы. Отлично выглядишь, кстати. Загорел, отдохнул. А что за девушка? Модель?

Хрипунов отрицательно мотнул головой, не поднимая глаз и старательно рассматривая свои туфли — светло-коричневые. Нет, не светло-коричневые — цвета старого односолодового виски, в который добавили одну, всего одну каплю горячего молока. Замечательные туфли. С дырочками.

Любовница?

Медоевский голос аж завибрировал от любопытства — чертов старый сводник. Не удивлюсь, если при таком раскладе года через три он станет конченым импотентом. А, может, уже и стал. А что вы хотите? Профессиональная болезнь всех сутенеров. Мания преследования и полная импотенция.

Так ты, наконец, обзавелся постоянной подругой, дорогой?

Арсен. Голова у Хрипунова болела так, что трудно было говорить. Каждое слово сперва долго металось внутри, с сухим отчетливым стуком отскакивая от черепных костей. Как шарик для пинг-понга. Ничего, я это выдержу. Надо выдержать. Придется.

Арсен, скажи — какая тебе разница? Это не моя любовница. Это ничья любовница. Это даже ничья дочь. Просто посмотри ее. Это займет десять минут.

Медоев кисло скривился — он не любил сюрпризов и невнятных дефиниций, чья-нибудь девочка — это одно, просто девочка — совсем другое, надо говорить другие слова, принимать другие решения. Но они с Хрипуновым столько лет сотрудничали. Столько лет. Столько девушек переделано по оптовым практически ценам. И ни одной просьбы с хрипуновской стороны. Ни одной, даже самой малюсенькой. Нельзя отказать. Никак нельзя.

В агентстве был, разумеется, зал для внутренних показов и репетиций — с самым настоящим «языком», не таким, конечно, как на Der grobe Q в Берлине, там длина подиума 1111 метров, так что у моделей аж икры скрипели от напряжения: тощие плечики, вытянутые шейки, лапищи сорок первого размера, вбитые в туфли тридцать девятого, только бы доковылять до кулис, чтобы там получить тычка от вертлявого распорядителя, злобного гомика с мрачным прошлым и роскошными комплексами в бритой татуированной голове. Поворрачивайся, чертова кукла! Ничтожные гонорары, собачий взгляд, обвисшие от мейкапа щечки, диетический кокаиновый морозец по утрам. Никаких перспектив. Это там. А в Москве их и людьми-то никто не считает. Тьфу, пакость, куски мяса. Говядина на вес.

Тем не менее, двадцати подиумных метров вполне хватает, чтобы понять, выйдет из девушки толк или лучше сразу уговорить клиента, уболтать, напугать, в конце концов — что вы, Александр Николаевич, как можно, такую девочку, кровиночку, ну и что, что мечтает стать моделью, я сам в ее годы хотел быть водителем-дальнобойщиком, что с того? Да что вы, я в этом бизнесе столько лет — клянусь вам, все сплошь наркоманки, особенно заграницей, и никакого присмотра, она же единственная у вас? Ну, тем более, давайте-ка лучше ее в Лондон отправим на годочек да в приличный колледж с хорошими традициями, у меня там давний партнер, могу поспособствовать…

Хуже, если нужные люди приводили подружку, иногда не удавалось сыграть даже на законной ревности, приходилось брать очевидный брак, возюкаться, оберегать, самому приплачивать, чтобы выбрали на кастинге, разместили фоточку в журнале с отрицательным тиражом и невнятной репутацией. Слава Богу, подружкам быстро становилось скучно от диет и выворачивающих бедра репетиций и, потешив самолюбие, они тихо смывались в свою удобную жизнь дорогой забавной куколки. Впрочем, за таких всегда платили с повышенной гормональной щедростью. А с самотечным девичьим мясом Арсен разбирался быстро, жестко и хорошо.

Медоев хрустнул креслом, придвинулся поближе к подиуму, к самому кончику языка — очень важно, как она разворачивается, хотя чего уж там, вряд ли она вообще умеет ходить, нет, это надо же притащить ему девку с улицы, столько лет ни одной просьбы, ни единственной, как ему теперь откажешь? Ну как, черт побери?!

Ей музыка нужна?

Хрипунов все разглядывает свои драгоценные туфли, губы у него пепельно-голубые, как у инфарктника, неужто правда влюбился, это в сорок-то лет? Бывает. Медоев лучше всех знает, как это бывает.

Ей не нужна музыка, Арсен. Ей ничего не нужно. Просто сядь и смотри.

Ходить она точно не умела. Топала, как по улице — слава богу, хоть не загребала ногами, которые смело могли быть сантиметров на пять подлинней. А то и на десять. Медоев чуть прижмурился от кислых мыслей. Точно, самые худшие опасения — заурядная светлоглазая девчонка, растрепанная, для бизнеса явно старовата, лет девятнадцати-двадцати, к тому же невысокая и… Кроссовки, синие джинсы, просторная белая футболка с чьей-то неразличимой рожей. Медоев профессионально, как рентген, убрал лишние слои — сносная задница, весьма банальная грудь — для подиумной вешалки великовата, для бельевой модели явно мала, талия ни к черту, походка еще хуже. Ну что он в ней нашел, а? Сейчас потеряю своего лучшего партнера. Самого лучшего. Полный пинцет.

Девица добралась, наконец, до конца подиума, но, вместо того, чтобы развернуться и сваливать к черту, не портить солидным людям и без того испорченный вечер, неожиданно присела на корточки, будто наклонилась почесать пузо игривому щенку, хулигански подмигнула и вдруг протянула к Медоеву руку, проще говоря, сунула ему под нос растопыренную ладонь, на которой лежали какие-то буро-белые сухие штуковины, похожие не то на просроченные конфеты, не то еще на какую-то очень знакомую хрень, Арсен не понял, не успел понять, потому что девица улыбнулась, и одновременно с этим потолок громко ударил Медоева по закружившейся голове, как будто оттуда, сверху, обрушилось несколько тонн кипящего, светящегося, праздничного, нестерпимого кипятка.