Это слово – Убийство - Энтони Горовиц

Жалкое оправдание.

– Но он не раскрыл преступление.

– Пока еще работает.

Официант принес горячее. Я рассказал Хильде об интервью, на которых присутствовал. Проблема в том, что я почти ничего не записал, кроме беглых пометок, и в устном пересказе это звучало бессвязно и анекдотично, даже скучновато.

Под конец Хильда прервала меня:

– А кто он вообще, этот Готорн? В чем его фишка? Пьет неразбавленный виски? Ездит на ретроавто? Любит джаз? Слушает оперу? У него есть собака?

– Не знаю… – жалко пролепетал я. – Вроде был женат, есть одиннадцатилетний сын. Не выносит голубых… почему-то.

– Он гей?

– Нет. Вообще о себе говорить не любит, близко не подпускает.

– Так что же ты будешь о нем писать?

– Если он раскроет дело…

– Некоторые дела ведутся годами! Собираешься до конца жизни бегать за ним по Лондону?

Хильда заказала эскалоп из телятины и теперь кромсала его ножом, словно он ей досадил.

– Тебе придется изменить все имена – нельзя врываться к людям, а потом вставлять их в книгу, – добавила она, метнув в меня свирепый взгляд. – И мое тоже! Не хочу быть там!

– Послушай, случай очень интересный, – настаивал я. – Да и Готорн – личность весьма занимательная. Я постараюсь узнать о нем побольше.

– Как?

– Есть там один полицейский, начну с него.

Я подумывал о Чарли Мидоузе: может, удастся его разговорить, если поставить выпивку.

– Вы обсуждали денежный вопрос? – прищурилась Хильда.

Именно этого я и боялся.

– Я предложил пятьдесят на пятьдесят.

– Что?! – Она чуть не отшвырнула вилку с ножом. – Это просто смехотворно! Ты написал сорок романов! Ты – признанный писатель! Он – безработный сыщик! Это он должен тебе приплачивать, чтобы ты о нем написал, а если уж ты хочешь с ним делиться, то давай никак не больше двадцати процентов!

– Но сюжет-то его!

– Но писать-то будешь ты!

Хильда вздохнула.

– Ты серьезно решил, что ли?

– Отступать уже поздно, да я и не уверен, что хочу. Понимаешь, я был там, я видел тело, порезанное в лоскуты, залитое кровью…

Я покосился на свой стейк и отложил вилку.

– Я сам хочу узнать, кто убийца.

– Ладно… – Взгляд Хильды красноречиво говорил: ничего хорошего из этого не выйдет, а она ведь предупреждала! – Дай мне его номер, я с ним поговорю. Только не забудь, что по контракту у тебя еще две книги и как минимум в одной из них действие происходит в девятнадцатом веке. Не уверена, что издатели заинтересуются твоим проектом.

– Пятьдесят на пятьдесят.

– Через мой труп!

* * *

После ланча я направился в район Виктория, чувствуя себя школьником, сбежавшим с уроков. Почему я вдруг стал скрывать все от всех? Так и не рассказал жене про Готорна, и вот опять – спешу на встречу с ним, не признавшись Хильде. Готорн незаметно пробрался в мою жизнь… Было в этом что-то нездоровое. Самое ужасное – я на самом деле ждал встречи с ним: поскорей бы узнать, что дальше. Собственно, я сказал Хильде правду: я на крючке.

Мне совсем не нравится Виктория, я там почти не бываю. Да и с чего бы? Странный район Лондона не с той стороны Букингемского дворца. Насколько мне известно, здесь нет приличных ресторанов, магазинов, кино; лишь парочка театров, которые чувствуют себя отрезанными от естественной среды обитания на Шафтсбери-авеню. Вокзал «Виктория» до того старомодный – так и кажется, что сейчас подъедет паровоз в клубах дыма, а как только выходишь наружу, оказываешься в лабиринте неопрятных улочек, неотличимых друг от друга. С недавних пор на вокзале внедрили новшество: на выходе веселые гиды в котелках дают туристам советы, куда пойти. Как по мне, единственный разумный совет – подальше отсюда.

Именно здесь находилась контора Алана Гудвина: организация конференций и социальных мероприятий для корпоративных клиентов. Офис располагался на втором этаже обшарпанного здания постройки шестидесятых годов на узкой улочке, запруженной неаппетитными кафе, неподалеку от автовокзала. Когда я приехал, шел дождь (весь день было пасмурно). Лужи на тротуарах, брызги от проезжающих автобусов – трудно представить себе место, где меньше хочется оказаться, чем здесь. Табличка на двери гласила: «Организация событий “Мой друг”», и я не сразу вспомнил, откуда это. Однажды Гарольда Макмиллана[24] спросили, чего следует бояться политикам. «Событий, мой друг, событий», – ответил тот.

Меня провели в маленькую приемную. Не нужно быть детективом, чтобы понять, как идут дела: дорогая, но уже обшарпанная мебель, старые журналы на столике, увядающие цветы в горшках, откровенно скучающая секретарша. Телефон молчал. На полке пылились награды от организаций, названия которых я ни разу не слышал.

Готорн уже поджидал меня, сидя на диване. От него, как всегда, веяло энергией сжатой пружины.

– Опаздываешь, – прокомментировал он.

Я глянул на часы: пять минут четвертого.

– Как дела? – спросил я. – Как выходные?

– Нормально.

– Чем занимался? Кино смотрел?

Готорн бросил на меня любопытный взгляд.

– Что с тобой?

– Ничего, – ответил я, вспомнив разговор с Хильдой. – Ты в курсе, что Реймонда Клунса арестовали?

Он кивнул.

– Читал в газетах. Похоже, он все-таки обобрал Дайану Каупер на пятьдесят штук.

– Может, она что-то о нем знала? Тогда у него есть мотив…

По лицу Готорна было видно: эту возможность он уже отмел.

– Ты так думаешь?

– Как вариант.

В приемную вошла молодая девушка и безжизненным голосом сообщила, что мистер Гудвин нас примет, затем провела по коридору мимо двух кабинетов (оба пустовали) и открыла дверь в самом конце.

– Мистер Гудвин, к вам посетители.

Мы вошли.

Я сразу узнал Алана Гудвина – это был тот самый лохматый мужчина с белым платком на похоронах. Он сидел за столом спиной к окну, за которым открывался вид на автовокзал. На нем были пиджак свободного покроя и футболка с круглым вырезом. Судя по вытянувшемуся лицу, нас он тоже узнал и понял, что мы видели его на кладбище.

Мы присели напротив.

– Вы полицейский? – уточнил Гудвин, с опаской оглядывая Готорна.

– Да, я сотрудничаю с полицией.

– Не могли бы вы показать какой-нибудь документ, подтверждающий личность?