Танкоопасное направление. "Броня крепка!" - Олег Таругин

– А мы отмахиваться и не станем, а именно что уйдем. Просто, пока они эту самую облаву организуют да с командованием все мелочи перетрут, мы уже всяко до наших добредем. Немцы – они ж аккуратисты, просто так в лес соваться не станут. Не обратил внимания, рация у них имелась?

– Неа, радиостанцию они с собой точно не перли, я б заметил.

– Тем более. Значит, до выполнения задания с маршрута не уйдут и своим о потерях доложить не смогут. Это нам тоже на руку. А уж там? Пусть себе ловят ветра в поле, то есть в лесу, нам главное – до передка успеть добраться.

– Да у тебя, командир, смотрю, не башка, а дом советов! – задумчиво хмыкнул механик. – Может, если и меня контузит, я тоже такой вумный на всю голову стану? Как считаешь?

– Все, хорош базарить, – буркнул Дмитрий, уходя от очередной опасной темы. – По сторонам повнимательней смотрите, нам сейчас для полного счастья только на фрицев не хватает нарваться! В принципе, они вполне могли кого-нибудь оставить отставшего дожидаться. И под ноги, кстати, тоже, а то мало ли что… может, не мы тут одни такие хитрые и с гранатами. Как растяжка выглядит, запомнили? Ну и ладненько. Сашка, меняемся, дальше я первым пойду, поскольку поопытней буду, а ты давай тылы прикрывай. Дистанция десять метров, листву ногами не загребать, веток не ломать и резко в стороны не отводить, по сторонам в оба смотреть. Ясно? Тогда рванули…

Первые минут пятнадцать, помаленьку втягиваясь в ритм движения, Захаров в который раз пытался понять, что же на самом деле произошло и почему он не возвращается обратно, суть – в будущее. Понималось из рук вон плохо, и недавняя контузия тут определенно оказалась ни при чем. Все предельно допустимые игрой сроки давным-давно прошли, потому единственное, что приходило на ум: игра оказалась не совсем игрой. Точнее, совсем не игрой, и его сознание на самом деле перенеслось в разум лейтенанта-танкиста. Наверное, в иной ситуации он бы и запаниковал, вот только все происходящее было настолько реальным, что бывший десантник в конце концов просто махнул рукой – мысленно, разумеется. И даже не вспомнил о любимой теме современных фантастов, том самом «футурошоке», который, согласно канону, просто обязан накрывать любого уважающего себя «попаданца» после окончательного осознания оным переноса в прошлое или будущее. Просто в данный момент Дмитрию было несколько не до того. Намертво вбитые в подкорку двумя годами службы «за речкой» рефлексы вполне ожидаемо взяли верх над гражданско-фантастическими рефлексиями. И на смену не слишком актуальному вопросу «что с ним произошло?» совершенно незаметно пришел вопрос «как уцелеть самому и вывести к своим товарищей?». А уж там, как говорится, видно будет. В какой-то книге об очередном времяпроходце-попаданце он прочел, что, в случае гибели в прошлом, он автоматически вернется в свое время. Хорошо бы, вот только гибнуть отчего-то не хочется совершенно. Пусть даже и в прошлом. В Афгане он уже пробовал, причем дважды. И ничего, выжил. Может, и сейчас повезет? Ну, не привык сержант ВДВ Димка Захаров помирать – и все тут! Привычка, видимо, такая, из боя живым выходить…

В итоге Дмитрий послал свои размышления по всем известному адресу и полностью погрузился в суровую действительность сорок третьего года. В принципе, действительность была вполне понятной – есть тыл, есть четко угадываемый по гулу канонады фронт, – вот только ее сильно портили ушедшие хрен знает куда фрицы. Конечно, Захаров сразу же взял в сторону от тропы, по которой они прошли по своим неведомым эсэсовским делам, но вовсе не факт, что их маршруты рано или поздно не пересекутся. Карты у танкистов не было, оставалось просто идти в сторону фронта, надеясь, что камуфлированные оппоненты не свернут в ту же сторону. Жаль, он в знаках различия «электриков»[12]не разбирается, а то их там до фига и больше было, и панцергренадеры, и егеря, и охранные команды, и «хрен-пойми-кто-еще-зато-с-молниями-в-петлицах». Если б разбирался, возможно, допер бы, куда и с какой целью они лыжи навострили, а так – даже предположить не берется.

Взглянул на часы – идут уже почти час, неплохо. И идут определенно в правильном направлении, по крайней мере, что к линии фронта – точно. Уже вполне можно различить не только гул канонады, но и отдельные взрывы и орудийные выстрелы. Уже что-то…

– Слышь, командир, – последние полчаса идущий первым Балакин неожиданно остановился, оборачиваясь. – Запах чуешь?

– Что? – не сразу среагировал десантник, тем не менее останавливаясь и настороженно вскидывая автомат.

– Запах, говорю, – Николай демонстративно принюхивался. – Гарью воняет и бензином. Вон оттуда, похоже, – и указал направление кивком головы. – Так я ноги в руки – и сбегаю, проверю, шо там за мама такая?

– Сам сбегаю, – буркнул Захаров, и в самом деле учуявший перебивающий лесной аромат запах бензина и дыма. – А то ты снова какого эсэсмана втихую замочишь, а у нас уже гранат мало. Сидите тут. Я быстро.

– А давай…

– Коля, а давай без давай, ладушки? И дай мне свой кинжал трофейный, вдруг пригодится. Глядите в оба, мало ли… – запихнув эсэсовский трофей за голенище, Дмитрий бесшумно вывел затворную рукоять трофейного «машиненпистоля» из выреза ствольной коробки, ставя оружие на боевой взвод. Вытащив из подсумка пару запасных магазинов, на немецкий манер запихнул за голенище второго сапога.

– Да, и вот еще что. На помощь идти не раньше, чем поймете, что я реально засыпался. Иными словами, пока вокруг тихо – сидите. Если стрелять начнут, можете идти выручать командира. Только не нахрапом и тихонечко так, по кустикам, по кустикам. Подберетесь, срисуете ситуацию – и только тогда за стволы хватайтесь. Это приказ.

И шагнул в заросли, ориентируясь исключительно на приносимый легким ветерком запах.

«Вот вам, здрасте, Новый год!» – пробормотал себе под нос Захаров первое пришедшее на ум, разглядев открывшуюся перед ним картину. На довольно большой поляне застыл, скособочившись на подломившихся стойках, разукрашенный желто-зеленым камуфляжем самолет с характерными крестами на фюзеляже и плоскостях и свастикой на киле. Как ни странно, никогда не интересовавшийся авиацией десантник сразу определил модель – сверхлегкий самолет «Шторх», использовавшийся в люфтваффе в качестве и разведывательного, и легкого транспортного, и штабного, и даже госпитального. В своем роде совершенно уникальная машина, благодаря низкой скорости, прекрасной маневренности и малому весу способная совершить посадку практически везде. Правда, вот сейчас… нет, сесть-то он все-таки сел, да не слишком удачно. Видимо, пилот пытался совершить вынужденную, высмотрев в лесу подходящую полянку, но то ли длины импровизированной полосы не хватило, то ли летчик не справился с управлением, зацепив крылом дерево, то ли шасси угодило в предательскую ямку или во что-то врезалось, но результат оказался плачевным. Слабенько дымящийся капот – или как там он у летунов правильно называется? – смят, двухлопастный винт загнут ударом, правое крыло снесено на добрую треть. Среди взрытого дерна раскиданы куски дюраля, сбитые ветки, какие-то вовсе уж неопределяемые обломки. Смешная, угловато-пузатая кабина лишилась части остекления, а сохранившийся плекс изнутри обильно забрызган кровью. Висящая на одной петле пассажирская дверца распахнута, из-под фюзеляжа часто-часто капает из пробитого бака бензин – даже странно, что не загорелся, мотор, вон, до сих пор дымит. Хотя, конечно, это только в голливудских фильмах машины и самолеты обязательно взрываются при первой же возможности, а в жизни все совсем иначе. Не столь зрелищно, но в итоге не менее трагично.