Сумерки вампиров. Мифы и правда о вампиризме - Павел Горьковский

Некоторые обстоятельства смерти доктора Богданова выглядели тревожными: профессор М.П. Кончаловский, производивший аутопсию тела, в протоколе вскрытия отметил, что причиной смерти является гемолиз, напоминающий отравление бертолетовой солью. Коллеги покойного тут же вспомнили, что у постели больного был обнаружен пузырек с этим веществом. Переливанию крови предшествовала так называемая «перекрестная проба», но проводила анализ сотрудница института товарищ Комисарук, ранее замеченная в фальсификации результатов определения группы крови. Женщину, постоянно конфликтовавшую с руководством института, заподозрили в том, что она добавила яд в консервирующий раствор для крови. Преданные коллеги Богданова обратились к наркому здравоохранения H.A. Семашко с требованием произвести всестороннее расследование обстоятельств смерти руководителя института. Хотя нарком здравоохранения откликнулся на просьбу медиков, результаты расследования так и не были обнародованы.

В трагической кончине Богданова усматривали также замаскированное самоубийство — его отношения с властью окончательно запутались, ученого подвергали настоящей травле, за несколько недель до трагедии он обратился к наркому Семашко с просьбой об отставке: «Когда чувство жизни слабеет и притупляется, тогда многие предпочитают не ждать естественного конца…» — писал он в романе «Красная звезда».[104]Но однозначно утверждать, что смерть доктора Богданов не была вызвана естественными причинами, тоже нельзя. В конце двадцатых годов прошлого века медицина еще не знала понятия резус-фактора, и даже при совпадении групп крови и удовлетворительном результате перекрестных проб причиной осложнений, повлекших смерть, могло стать несовпадение резус-фактора. Проверить эту версию вполне возможно и сейчас — мозг ученого хранится в Институте мозга, коллеги доктора — врачи-гематологи и судебно-медицинские эксперты — неоднократно поднимали вопрос о проведении необходимых анализов, однако так и не получили официальных разрешений на посмертную экспертизу.

Последняя тайна «красного еретика» так и остается неразгаданной и достойной стать сюжетом мистической киноленты о вампирах.

К началу XX века культурный слой, связанный с вампирами, стал расслаиваться. Авторские тексты — романы и поэмы, посвященные вампирам разных стилей и жанров, стали существовать параллельно с историями, окончательно переместившимися в разряд городских легенд. Но с появлением кинематографа оба эти направления соединились вновь, чтобы создать зримую летопись взаимоотношений человека и вампиров.

Романы о вампирах — от добротных, переплетенных в тисненую кожу томов «Дракулы» Брема Стокера до дешевеньких брошюрок, отпечатанных на газетной бумаге, — пользовались оглушительным успехом у публики. Аристократичные и роковые красавцы-вампиры триумфально шествовали по театральным сценам Европы и собирали аншлаги на Бродвее. Разумеется, кино, практически сразу занявшее место самого демократичного и массового из искусств, не могло обойти вниманием такой заманчивый и эффектный типаж. К огорчению современных «вампирологов», первые киноленты, снятые о вампирах еще в 20-х годах прошлого века, были утрачены.

Но настоящие шедевры не гибнут! Главный фильм, фильм, которому была уготована судьба классики вампирского киножанра, оказался сильнее юридических запретов, козней конкурентов, даже самого времени — в 1922 году Фридрих Мурнау[105]завершает работу над картиной «Носферату. Симфония ужаса»[106].

Так появился фильм, который заставил мир содрогнуться!

Классика жанра — симфония спецэффектов: снятый чуть меньше века назад, «Носферату» продолжает производить впечатление даже на современных зрителей, избалованных возможностями компьютерной графики. Зрелище на экране заставляет забыть, что перед нами черно-белый фильм из эпохи, когда кино называли «великим немым». Диски с восстановленной версией фильма удерживают лидерство по продажам в сегменте немого и исторического кино[107]. Чтобы создать «Симфонию ужаса», Мурнау и его оператор Фриц Арно Вагнер придумали множество уникальных технических приемов — они замедляли скорость съемки, добиваясь эффекта прозрачности призраков; прибегали к микросъемке, чтобы воспроизвести сцены «естественного вампиризма» — росянка хватает муху, полупрозрачная гидра — микроскопического рачка-циклопа, спятивший под влиянием князя-вампира персонаж поедает насекомых. Мурнау первым рискнул смонтировать встык позитив и негатив — так возникли инфернальные карпатские леса — масса призрачных белых деревьев на фоне черного неба. Кадры, снятые двойной экспозицией, позволили преобразить кровать клерка в зловещую ладью, толчками двигающуюся вперед. Но самым впечатляющим стал эпизод, в котором корабль-призрак со своим страшным грузом из гробов и мертвой командой скользит по фосфоресцирующим волнам. С каждым кадром ощущение ужаса нарастало. После выхода фильма венгерский критик Бела Балаш писал: «По сценам „Носферату“ пробегал знобящий холод судного дня»[108].

Каждый кадр фильма наполнен запредельным ужасом и отчаянием, словно он снят по заказу самого Князя Зла, после просмотра зрители расходились не сразу, а еще некоторое время сидели в оцепенении, словно на них обрушилось последнее проклятье зловещего вампира. Увы, фильм был слишком хорош — хорош настолько, что заставлял задуматься о тайных сферах мироздания, любое прикосновение к которым грозит смельчакам погибелью!

Название фильма — «Носферату» производное от греческого «nosophoros» или «переносчик чумы». Так греки называли крыс, которых считали главными виновницами распространения смертоносного заболевания. Но греческое слово «носферату» олицетворяет не просто мор, а своего рода «бич божий», ниспосланный в наказание за пагубные устремления и греховные страсти. В Средние века смерть, внезапно поражавшую семью или даже целую деревню, простые люди объясняли нападением вампира, а официальные лица, расследовавшие подобные «вампирские паники», предпочитали видеть причину несчастий во вспышках чумы. Тема безнадежного недуга, эпидемии и смерти, готовой вновь охватить человечество, стала одним из главных символических смыслов картины Мурнау, а крысы кочуют из кадра в кадр вместе с инфернальным графом Орлоком.

Злой рок парил над Мурнау с той самой минуты, как он задумал экранизировать нашумевший роман Брема Стокера. Переговоры студии Prana Film со вдовой писателя не увенчались успехом. Но зачарованный темным образом вампира режиссер был не в силах отказаться от замысла. Он решается воспроизвести сюжет книги, изменив имена центральных персонажей: так, князь Дракула превратился в графа Орлока, неутомимый Ван Хельсинг — в профессора Булвера, прекрасная Мина — в Элен. Сознавая, что образный язык кино разительно отличается от принятого в литературе, Мурнау вместе со сценаристом Хенриком Галеном визуально акцентирует еще одну ключевую метафору фильма: как греховные страсти пожирают людей, так и сами люди оказываются сожранными вампирами…