Последний поворот на Бруклин - Хьюберт Селби

Гарри прохаживался вместе с рабочими, похлопывая их по задницам и приговаривая, что они сотрут этих кровососов в порошок. Пускай зарубят себе на носу, что нас не наебешь, — и, как всегда, он расплывался в своей улыбочке, как всегда, ставил штампы в книжки.

В следующую субботу для того чтобы рабочие были по-прежнему сравнительно довольны, хватило и краткого напоминания, но вскоре ухмылки постепенно сменились хмурым видом, а хмурый вид — озадаченным, и хотя перед раздачей десятидолларовых продуктовых наборов председатель произнес страстную, яркую речь и в такой отеческой манере, на какую только был способен, объявил, что в День Благодарения вдобавок к обычному набору продуктов каждый получит четыре фунта курятины — группа поддержки принялась аплодировать, — они становились в очередь, ходили и говорили так же угрюмо и сокрушенно, как и всего за неделю-другую до этого. А потом настал День Благодарения. По крайней мере жены были дома и могли приготовить что-нибудь поесть.

В тот вечер Гарри отправился на бал гомиков. Там собрались сотни гомиков, переодетых женщинами — некоторые взяли напрокат дорогие платья, драгоценности и меховые накидки. Они с важным видом расхаживали по огромному бальному залу, окликая друг дружку, крепко обнимаясь, выражая друг дружке свое восхищение, надменно усмехаясь, когда мимо проходил какой-нибудь ненавистный педик. Ах, только полюбуйся, какие на ней лохмотья! Ну просто шлюха подзаборная! М-да, одежонка, надо признать, не из лучших. Впрочем, в настоящем платье от Диора она бы и вовсе смотрелась уродиной, — и, презрительно оглядев ее, они продолжали ходить с важным видом.

Были там и сотни людей, не переодевшихся женщинами: несколько пассивных гомиков, которые прохаживались вместе со всеми, но по большей части — богатые активные клиенты, любовники и бисексуалы. Они сидели на складных стульях по периметру или стояли, прислонившись к стене, едва различимые в полумраке слабо освещенного зала, и украдкой с вожделением смотрели на гомиков. Весь зал освещали четыре прожектора среднего размера, по одному в каждом углу, причем свет проходил сквозь цветные диски-фильтры, и разноцветные пятна света медленно скользили по потолку и стенам, опускались на пол, а потом ползли по залу, по чьей-нибудь ноге или спине, обратно в угол. Цветные пятна снова и снова скользили по стоявшим или бродившим по залу гомикам, и их гладкие обнаженные руки пестрели зеленым, пурпурным, красным, фиолетовым, желтым цветами, или сочетаниями — когда пятна света встречались, — а от тел, приобретавших коричневатую или синюшную окраску, отделялись, подрагивая, многочисленные разноцветные овалы; порой на щеке, розовой, бледной или бронзовой от грима, появлялось вдруг большое гангренозное пятно, оставшаяся часть лица незаметно окрашивалась в желтый и лиловый цвета, после чего щека делалась багровой, потом румяной; изредка луч прожектора высвечивал лица одиноких кавалеров, расположившихся вдоль стен огромного зала — в полумраке мелькали то широко раскрытые глаза, то влажные зеленые губы; пятна света медленно опускались по стенам, стремительно скользили по их лицам, потом расползались по своим углам и пускались в новое путешествие. Некоторые тени разговаривали в полумраке, а то и улыбались, но в большинстве своем сидели неподвижно и молча — слегка наклонившись вперед и следя за перемещениями пятен света и гомиков. Время от времени, когда кто-то закуривал, появлялся язычок пламени, освещавший оранжевое лицо, которое потом надолго делалось абсолютно невидимым и постепенно вновь возникало из полумрака, а взор при этом продолжал скользить только по гомикам и блуждающим пятнам света, ни разу, ни на мгновение не устремляясь ни на что иное.

Гарри постоял у входа в огромный бальный зал, озираясь вокруг, потом прокрался в сторонку и прислонился к стене, пытаясь отыскать кого-нибудь из подружек. Он знал, что сюда придут почти все завсегдатаи бара «У Мэри», но никого в бабских нарядах не узнавал. Когда его глаза привыкли к освещению, он стал более пристально разглядывать гомиков, собравшихся в зале. Хотя он знал, что это мужчины, его удивляло то, насколько они похожи на женщин. На красивых женщин. Никогда в жизни не видел он дам, казавшихся более красивыми и женственными, чем гомики, бродившие по бальному залу. И все же, когда прошло его удивление, он испытал легкое чувство разочарования и стал смотреть на гомиков, не переодевшихся бабами. Заметив нескольких знакомых, он подошел к ним. Поначалу, покинув затененное место у стены и идя по залу среди дрожащих пятен света, он чувствовал, что обращает на себя внимание, но, остановившись и заговорив с подружка-ми, освоился с обстановкой и пожалел, что освещение не очень-то яркое. Изредка к ним подходили подружки в бабских нарядах, и хотя Гарри по-прежнему поражала их красота, он с нетерпением ждал, когда они отойдут.

Некоторое время спустя небольшой оркестр заиграл танцевальные мелодии, и по залу, вихляя задами и бедрами, заскользили пары. Время от времени какая-нибудь пара почти полностью прекращала движение, сливаясь в крепких объятиях и поцелуе, а танцевавший рядом зловредный гомик похлопывал остановившегося гомика по плечу и советовал ей не усердствовать. У тебя же встанет, голубушка, и всё платье в клочья порвется, — и, смеясь, в танце скользила прочь. Народ сновал взад-вперед у стойки бара, а многие стояли на лестнице в коридоре и пили из горлышка; почти на всех ступеньках лестницы сидели парочки, и некоторые безуспешно пытались найти укромный уголок; а оркестр исполнял чарльстон, и гомики с любовниками и богатыми клиентами шаркали и дрыгали ногами, и некоторые с криками и визгом задирали подолы платьев, стараясь поднимать ноги выше, чем партнер, а разноцветные пятна медленно скользили по их бедрам и гениталиям; у стен и в углах не осталось никого, кроме обнимающихся парочек; а Гарри сходил, купил пару бутылок джина и вместе с одетыми подобающим образом подружками-гомиками то и дело наведывался в зал, где в первый и последний раз за вечер принялся было присматриваться к переодетым гомикам, но когда отзвучал чарльстон, вновь перестал обращать внимание на пары, танцующие в огромном бальном зале.

Все гомики уже тащились от джина с бенни, и на танцплощадке царило столпотворение хихикавших, носившихся с места на место гомиков, за которыми плотоядно следили те, кто скрывался в полумраке. Весь вечер к Гарри и его подружкам подходили поболтать переодетые гомики, и многие приглашали его на танец или на короткую прогулку, но он неизменно отказывался и, когда они удалялись, отворачивался и принимался болтать с Региной, гомиком, которого часто встречал «У Мэри», но почему-то еще ни разу не провожал домой и даже не вспоминал; и вскоре он уже не отходил от Регины — болтал, пил, курил и попросту стоял с ней рядом, всюду следуя за ней по пятам. На ней были облегающие слаксы и спортивная рубашка, и казалось, что сплошное кружение подолов вынуждает Гарри оставаться рядом с ней. Когда отзвучал чарльстон, Гарри обхватил ее одной рукой, а она улыбнулась и поцеловала его. Гарри расплылся в своей улыбочке, погладил ее по затылку, они вместе с остальными вышли из зала, допили остатки джина, поболтали немного с подружками, потом все вернулись в бальный зал, оставив их вдвоем, и Гарри проводил Регину домой.

После Дня Благодарения для Гарри наступили веселые, бурные недели. Он часто виделся с Региной, и хотя, если бы задумался, возможно, пожалел бы, что рядом нет Альберты или кого-нибудь из прочих гомиков, с которыми он переспал, ему нравилось проводить с ней время, предаваться с ней любви, говорить по телефону и назначать свидания «У Мэри». Она немного отличалась от остальных, да и к Гарри относилась не так, как все. С ним она нисколько не робела. Она точно знала, что у него на уме. Она очень напоминала Джинджер — в тот момент, когда та танцевала с ним в конторе и едва не расплющила ему руку. А Гарри любил подъезжать к «Мэри» и направляться к столикам в глубине, зная, что кто-то ждет именно его. Он по-прежнему оставался в конторе после пяти и пил пиво с ребятами из «Грека», но уходил вскоре после них и ехал на такси на Верхний Манхэттен. С Региной он встречался чаще, чем раньше с любой из всех остальных, и время от времени по ее просьбе покупал ей то рубашку, то какую-нибудь безделицу. И потому еженедельно вписывал в свою расходную ведомость еще несколько долларов.