Море любви - Фиона Уокер

Когда солнце опустилось довольно низко, Шпора присел на свою любимую скамейку и открыл банку пива.

– Не угодно ли? – Он протянул Эллен другую банку, словно приглашая ее возобновить разговор, полный двусмысленностей.

Услышав его жесткую интонацию, она поняла, что ему хочется подчинить ее. Даже если Шпора и поддался мимолетной слабости перед тем, как сесть на Отто, то теперь полностью совладал и с лошадью, и с собой. Этот человек был снова на коне и внушал страх.

Эллен продолжала полоть, вырывая все растения подряд и бросая их через плечо.

– Значит, вы больше не любите меня? – окликнул Шпора.

Она полола, не обращая на него внимания.

– А я по-прежнему люблю вас.

Эллен подумала, что терпеть не может заниматься садоводством. Это грязная, вонючая, неблагодарная работа, от которой болят коленки. Она стала потная и липкая и вся покрылась ссадинами и царапинами.

И тут Шпора оказался рядом – одним прыжком, словно кошка, которая дышит тебе в ухо, и ты не знаешь – в следующее мгновение лизнет она тебя в щеку или вцепится в шею. Молча и бережно он выбирал из кучи сорняков многолетние цветы, которые Эллен бесцеремонно выдергивала, и аккуратно сажал их обратно.

Сажая пятый по счету дельфиниум, Шпора заговорил – мягким, увещевающим голосом, словно успокаивая ее:

– Так что с вами случилось? Она выхватила пучок флоксов.

– Ничего.

– Вы поссорились с Ричардом?

Эллен вздрогнула от удивления и уставилась на него.

– Вы упоминали это имя. И у Джоан оно тоже встречается. – Шпора подобрал флокс и стал его сажать обратно.

Эллен фыркнула и враждебно посмотрела на него.

– Вообще-то это распространенное имя.

– Ричард – ваш муж?

Эллен решила, что Шпора затеял какую-то новую игру.

– Мы не были женаты.

– Но вы долго жили вместе?

– С чего вы взяли?

– Лошади и замужние женщины – уж в них-то я разбираюсь неплохо. – Он мягко засмеялся. – Так сколько? Лет семь? Восемь?

Он, конечно, проницателен. Но не настолько, чтоб угадать.

– Тринадцать.

– Черт подери! – Собеседник присвистнул. – А Вы прекрасно сохранились для ваших лет.

– Мы сошлись в шестом классе колледжа, когда нам было по шестнадцать.

– И все это время были вместе?

– Расстались месяц назад.

– А до него у вас было много любовников?

Эллен приподняла брови. Что ж, если это игра – пусть он выиграет, ей не жалко.

– Как-никак, я жила в Тонтоне.

Шпора помолчал, сажая обратно в клумбу полуживые люпины.

– Позвольте мне внести ясность. Вы хотите сказать, что за всю свою жизнь спали только с одним мужчиной?

Эллен поднялась.

– На сегодня с меня хватит. Мне нужно принять душ, а Сноркел погулять, пока не стемнело. Спасибо вам за помощь.

– Но я еще не выполнил вашего желания.

– Уже выполнили. – Эллен вытащила гвоздь из заднего кармана и протянула ему. – Вы подстригли газон. Три фунта и тридцать три пенса я потратила не зря. – И, отвязав собаку, она пошла в дом, не оглядываясь.

Выйдя из душа и переодевшись, Эллен увидела, что ни его, ни мини-трактора уже нет. Весь садовый инвентарь родителей, даже насос, был убран обратно в сарай. Чернело обнажившееся дно пруда, в зеленой тине запутался бумажный кораблик. Эллен подцепила его длинной палкой и развернула. К ее ногам упал маленький металлический предмет. На листе бумаги она прочитала:

Я путами опутана,

Я коконом окутана,

Как дремлющая куколка -

Но грежу я о крыльях

И о бескрайнем мире.

Эллен наморщила лоб, перечитывая эти строчки вновь и вновь, силясь припомнить, где она их слышала. То ли стихотворение, то ли песня.

И вдруг ее осенило. Джоан Митчелл. «Когда я в последний раз видела Ричарда».

Эллен втянула воздух, и слезы хлынули из глаз, а плечи затряслись от рыданий. Она скомкала бумажку и бросила ее обратно в пруд.

Посмотрев под ноги, она обнаружила то, что и ожидала: гвоздь от лошадиной подковы. Нет, она не позволит ему пригвоздить ее сердце.

Эллен подняла гвоздь, подошла к скамейке, где лежала подкова, аккуратно вставила гвоздь на место, а потом зашвырнула подкову в пруд.

Ни свет ни заря Эллен открыла глаза и прислушалась: к пению птиц примешивалось какое-то постороннее щелканье.

Кому это, интересно, взбрело в голову стричь живую изгородь на рассвете? Ясно, кому: конечно, Шпоре.

Эллен вылезла из постели и подошла к окну. Первое, что она увидела, – выложенное на газоне обрезками веток огромное слово: «Извините». Похоже, благодарить и извиняться с помощью флоры – местная традиция.

– За что вы извиняетесь? – спросила Эллен пять минут спустя, выйдя в сад с двумя чашками чая.

Шпора перестал щелкать секатором и оглянулся, задрав очки на макушку.

– За то, что вернулся.

– А за что вы меня благодарили с помощью розовых лепестков?

– За то, что вы купили мой лот. – Беллинг улыбнулся. – Но не думайте, что я зашел тогда без приглашения. Меня очень даже приглашали, правда? – он обратился к Сноркел и погладил ее.

– А заодно вы забрали свою игровую приставку?

Едва выговорив это, она поняла, что ошиблась. Он недоуменно склонил голову набок:

– Я не играл на игровых приставках с детства. Эллен приникла к кружке, втягивая в себя горячий пар и танин. Все клумбы были прополоты, даже бордюры сделаны. Она удивленно посмотрела на Шпору.

– Когда же вы пришли?

– Пару часов назад. Мне не спалось.

А Сноркел даже не тявкнула. Все-таки в качестве сторожевой собаки она никуда не годится.

– Простите, если я немного переборщил вчера. – Шпора снял перчатки, не глядя на нее. – Я с первого взгляда влюбился, как сумасшедший. – Он сделал паузу. – В этот сад.

И посмотрел на нее. Хоть на словах Шпора и просил прощения, но глазами играл так же, как и вчера. Они говорили совсем другое: ну же, смелее! Ты ведь знаешь, какой я. И понимаешь меня. Я плохой. И делаю людям больно. Как и ты. Давай будем плохими вместе. Давай! Решайся! Эллен протянула гостю кружку с чаем.

– Я вчера была в дурном настроении. К тому же не выспалась. Скорее уж это я должна просить прощения.

– Вы оба должны просить прощения! – раздался громовой голос, и перед ними, за подстриженной изгородью, вырос Хантер Гарднер в полосатой пижаме. – Вы хоть имеете понятие, который час?