Слишком красивая, слишком своя - Татьяна Тронина

– Он женат? – быстро спросила Лиля. – И лет ему сколько? Может, он старик, из которого песок сыплется…

– А это-то тут при чем?

– Господи, Надька, а вдруг вы друг другу понравитесь, и все такое…

– Ну тебя!

– Нет, Шелестова, я вполне серьезно!

– Послушай… – нерешительно произнесла Надя. – А как у вас с Адамом дела? Помнишь, Зина Трубецкая что-то намекала о дочери какого-то бизнесмена…

– Зинка – известная сплетница! – отмахнулась Лиля. – Я потом говорила с Адамом… Все эти слухи о нем и Дарине Мардарьевской – чушь и ерунда. Он меня любит, а остальное…

Лиля выглядела веселой и беззаботной. Может быть, даже чересчур беззаботной. «Нет, все-таки она его ревнует», – подумала Надя.

– У вас есть прозвища? – неожиданно спросила она. – То есть вы как-то называете с Адамом друг друга, когда вы одни? Кошечка, зайчик, пупсик…

– Фу, какая гадость! – засмеялась Лиля. – Ужасное мещанство! Нет, я называю Адама иногда на польско-литовский манер – Адысь.

– А он тебя? – стараясь сохранять невозмутимость, спросила Надя.

– Ну… – Лиля пожала плечами. – Мое имя – Лилия – дает повод придумать множество производных от него. Лола, Лала, Ляля, Лили… Честно говоря, они мне не нравятся, тоже кажутся какими-то мещанскими. Пусть будет единообразие… И я поэтому обычно говорю мужчинам – называйте меня Лулу, если уж вам так хочется придумать что-то уменьшительно-ласкательное… Лулу – это ведь звучит вполне прилично, без излишней претенциозности, да?..

– Да, – сказала Надя. – Лулу…

Лулу! Все-таки – Лулу!

Адам назвал Лилю этим милым богемным прозвищем – Надя не ослышалась тогда, когда заезжала к ней за деньгами для Альбины. Лулу – так обычно называют Лилю другие мужчины, ее мужчины. Она сама только что сказала… А этот странный разговор, обрывок которого Надя подслушала, прячась в кустах больничного сада… «Она могла догадаться!» – с досадой сказала Лиля, обращаясь к Рае. А Рая ей ответила: «Она у нас вроде блаженной, очевидных вещей не замечает… Я никому не рассказывала, я целый год терплю». – «У этой истории срока давности нет», – напомнила ей тогда Лиля.

Ну да, Надя не должна узнать, что год назад сделала Лиля… «Встречаться с чужими мужьями нехорошо!» Действительно – нехорошо. Надя была виновата перед Альбиной. И Лиля тоже была виновата – перед Надей. Встречаться с чужими мужьями нехорошо… Лучшие подруги не должны позволять себе подобных вещей… А Лиля была любовницей Прохорова…

– Надька, ты о чем так напряженно думаешь? – засмеялась Лиля.

– Что? – Надя вздрогнула. – Так, ни о чем.

– Ладно, давай еще по рюмашечке! За дружбу мы уже пили, теперь давай за здоровье. Здоровье, знаешь ли, никогда не помешает…

И его письмо, которое Надя нашла случайно в шкафу, еще в июле, было к ней. Что там было написано? Что-то вроде – «Лу-лу, обойдемся без лишних слов, мы чужие с самого начала, это игра в любовь, это имитация страсти…» – и прочее в том же духе. Прохоров тоже обращался к Лиле Лосевой – Лулу. Надя, глупая, наивная Надя (недаром Рая сказала про нее – «она у нас вроде блаженной!») решила тогда, что Прохоров адресовал это письмо ей и своим Лу-Лу или Лулу намекал на ее, Надину, манерность. Вот вам и звуковой мусор! Прохоров писал вовсе не ей, а Лильке, это же очевидно!

– Лиля…

– Что, Надюха?

– А Адам тебя никогда не ревновал? Ну, к другим…

– Ой, Шелестова, я ж тебе тыщу раз говорила, что мы с Адамом современные люди, без комплексов! – засмеялась Лиля. – Не стоит усложнять жизнь… Я люблю только его, а все остальное не имеет значения.

… Год назад Надя узнала, что у ее мужа есть любовница. И ровно год назад исчезла Лиля, на пару месяцев. Лиля умела пропадать – вот так, вдруг, без видимых причин, все к этому привыкли. Теперь понятно – в тот раз Лиля пропадала вместе с Прохоровым! Непонятно только одно – зачем Лиле понадобился Егор, ведь у нее есть Адам, мужчина ее жизни…

– Но зачем, Лиля… – с недоумением проговорила вслух Надя.

– Что «зачем»? – весело переспросила Лиля.

Надя взглянула на нее – так, словно увидела в первый раз. Лиля Лосева, ее близкая подруга, держала рюмку с красным вином и улыбалась легко и радостно. Правда, в светло-серых, почти голубых глазах проглядывало беспокойство (вероятно, образ Дарины Мардарьевской еще витал где-то близко), но в целом Лиля не выглядела коварной предательницей. Милый ангел с шелковистыми белокурыми кудрями. Хорошенькая девочка тридцати лет, всеобщая любимица…

– Зачем тебе понадобился Егор? Что, Адам был в очередной командировке? И тебе стало скучно?

– Надя! – Рюмка в Лилиной руке дрогнула, и она быстро поставила ее на стол.

Несколько секунд подруги молчали, глядя друг на друга широко открытыми глазами. Наконец Лиля ошеломленно пробормотала:

– Так ты все знаешь… боже мой… Но откуда! Райка проболталась? Егор тебе сказал? Егор, да? Вот дурак!

– Лиля, я сама обо всем догадалась, – тихо произнесла Надя. – Рано или поздно это должно было случиться.

– Наденька, я тебе сейчас все объясню…

– Да, уж объясни мне – зачем тебе понадобился Егор, когда у тебя есть Адам.

– Только не кричи… Только не кричи, пожалуйста… – залепетала Лиля. – Это была ужасная ошибка. Мы оба скоро это поняли – и я, и Егор!

– Лилька, зачем ты так поступила со мной? Ведь мы же… – Надю затрясло, несколько капель красного вина пролились на светлый пластиковый стол, и она тоже поставила свою рюмку. – Мы же с тобой…

– Как сестры! Ну да! – Лиля заплакала – прозрачные огромные слезы покатились у нее по щекам. – Я дура. Наденька, прости меня. Я сама не понимаю, как такое могло произойти…

«У тебя кто-то есть? Только не лги!» – спросила Надя своего мужа год назад.

«Да, кажется, я влюбился, – сказал в ответ Егор Прохоров. Ну как же, Прохоров, образец честности, на прямые вопросы всегда отвечал прямо. – Я пока еще не во всем разобрался, но она мне очень нравится…» Надя не стала спрашивать, кто она, та разлучница. Она просто стала собирать вещи Прохорова, заталкивать их в чемодан. «Что ты делаешь, Надя?» – «Уходи». – «Надя, но давай хотя бы поговорим! Наши с тобой отношения давно зашли в тупик, но еще можно все исправить…» – «Уходи!..»

Значит, разлучницей была Лиля. Лиля играла с честным Егором Прохоровым, как кошка с мышкой. Под конец он все-таки раскусил ее – «это имитация страсти, это игра в любовь, на самом деле мы чужие с самого начала…». Ту записку он писал Лиле, Лиле, Лиле…

– Лиля, ты сломала мне всю жизнь.

Лиля, до того ронявшая прозрачные слезы из прозрачных глаз, всхлипнула, набралась мужества и неожиданно перешла из обороны в нападение:

– Да у тебя и не было никакой жизни! Я ничего не ломала, ты сама все сломала еще задолго до меня!