1917: Государь революции - Владимир Марков-Бабкин

Я внимательно посмотрел на Батюшина.

– Генерал, вы должны помнить, что это не закрытое заседание трибунала, а открытый процесс с адвокатами, репортерами и прочей мишурой, которая символизирует независимое правосудие. Гарантируете ли вы мне не только результат, но и безупречную картинку?

Батюшин задумался. Через некоторое время он кивнул:

– Да, мой государь! Доказательная база собрана, господин Рейли будет главным солистом, с остальными не будет критических проблем, даже если они начнут отпираться, поскольку свидетельств против них достаточно и свидетели готовы выступить в суде. Но вот только у меня нет полной уверенности в показаниях великого князя Кирилла Владимировича, уж слишком своенравно он себя ведет, явно рассчитывая на помощь великокняжеских родственников. Впрочем, это же относится и к его брату Борису Владимировичу.

Генерал протянул мне тонкую папку.

– Тут краткое извлечение из дел, государь. Все основные документы при мне, и, если будет угодно вашему императорскому величеству, то я могу предоставить все свидетельства незамедлительно.

Я пробежал взглядом листки с резюме по делу. Вроде все красиво. Но зная эту эпоху, хочется подробностей.

– Меня интересуют показания Рейли.

В этот раз папка реальной толщины, куда большей, чем я показывал Гурко еще в Петрограде. Да, после нашего приватного общения господин Розенблюм явно пошел на поправку.

Листы, листы, листы. Показания за показаниями. Свидетельства. Доносы. Местами даже чувствовалось злорадство. Видимо, не все, с кем приходилось иметь дело господину Рейли, ему нравились, и сейчас он их сдавал с явным удовольствием.

Минут через пятнадцать я закрыл папку. Что ж, Розенблюм реально идет на поправку, так что может и не помрет в этот раз. Уж больно голос у больного прорезался, да и память стала просто на зависть многим. Ну, тем, кого еще не успели повесить.

– Да, картина интересная. Сколько арестовали?

Батюшин склонил голову и затем ответил:

– Сто двадцать семь человек, включая великих князей, господ Родзянко, Милюкова, Гучкова, Джонсона и прочих.

– Кстати о Родзянко. Как дела в Государственной Думе?

Генерал кивнул.

– Беседы проведены с большинством депутатов. Материалы, предоставленные Министерством внутренних дел на каждого из собеседников, очень помогли душевности разговора с каждым.

– И?..

– Все будет нормально, ваше императорское величество. Я ручаюсь.

– Ваши бы слова да Богу в уши. Вы знаете, чем рискуете?

– Так точно, ваше императорское величество!

Эх, нет у меня возможности проверить каждое слово! Пока нет. Но даст Бог пережить все это…

– Генерал, я хочу, чтобы публичный процесс над изменниками мог начаться не позднее первого апреля. Это очень важно, вы меня понимаете?

– Так точно, государь. – Батюшин поклонился. – Все будет сделано.

– Прекрасно. Я рассчитываю на вас.

Генерал вновь кивнул.

– Каков шанс, что все арестованные по делу дадут показания?

Батюшин покачал головой.

– Трудно сказать, мой государь. Времени осталось мало, а вы повелели не портить экстерьер подсудимых, дабы не портить картинку для суда. Постараемся, но…

Он развел руками.

– И вы, надеюсь, понимаете, что все получат смертный приговор?

– Так точно, ваше императорское величество.

– И я, надеюсь, что вы понимаете, что для приговоренных к казни все только начинается?

Батюшин посмотрел на меня внимательно. Я продолжил:

– Генерал, я требую информации. Судьба приговоренных к смерти меня не интересует. Можете им обещать что угодно. Можете им обещать комфортную жизнь, сохранение имущества и новый паспорт. Можете порезать их на пулеметные ленты, пообещать арестовать всю семью и проклясть их род до седьмого колена. Делайте, что считаете нужным, но дайте мне информацию. Мне нужны сведения по трем направлениям: подрывная деятельность против государства, коррупция и участие в тайных обществах любого свойства. Вы меня поняли?

Батюшин выдержал мой взгляд и кивнул.

– Так точно, ваше императорское величество!

Я внимательно посмотрел ему в глаза.

– Что-то еще, Николай Степанович?

Генерал кивнул.

– Я хотел бы получить ваше добро на арест некоторых лиц, государь…

Париж. Франция.

18 (31) марта 1917 года

Место действия: Париж, бульвар Инвалидов.

Действующие лица: двое в штатском, один с бородой, другой гладко выбрит.

– Здравия желаю, ваше высокопревосходительство! – отчеканил гладковыбритый, вытягиваясь перед сидящим.

Бородатый вздрогнул и обеспокоенно завертел головой. Затем его взгляд с явным трудом фокусируется на лице стоящего.

Наконец старик молвил:

– Я вас определенно уже видел. Где-то…

Стоящий коротко кивнул.

– Смею напомнить, ваше высокопревосходительство, имел честь участвовать в неких, известных вам событиях в городе Могилеве две недели назад. Штабс-капитан Мостовский к вашим услугам, ваше высокопревосходительство!

В глазах бородатого мелькнуло узнавание, но напряжение лишь усилилось. Старик еще раз оглянулся по сторонам, а затем спросил:

– Каким ветром вы здесь, штабс-капитан?

Мостовский бодро отрапортовал:

– Получил предписание о переводе в 1-ю особую пехотную бригаду Русского экспедиционного корпуса, ваше высокопревосходительство!

– А, и вас тоже того… – старик усмехнулся каким-то своим мыслям. – Такова благодарность высочайших особ, штабс-капитан, такова их благодарность…

Мостовский не счел нужным комментировать данное утверждение, предпочтя промолчать.

Но старик явно расслабился. Он вдруг благожелательно указал на стул с другой стороны столика, за которым сидел.

– Присаживайтесь, штабс-капитан, присаживайтесь. На нас и так уже косятся.

Тот присел на краешек стула и бросил короткий взгляд на бутылку вина на столе. Вина там осталось немного, впрочем, судя по состоянию человека с бородой, эта бутылка, видимо, была уже не первой.

– Гарсон! Еще бутылку и бокал моему гостю!

Официант мгновенно испарился, и через короткое время перед Мостовским уже наполнялся бокал.

Генерал пригубил и скривился.

– Гадость! И водки у них нет…

Александр Петрович вновь счел за благо промолчать. Впрочем, генерал и не нуждался в собеседниках, поскольку говорил сам.