Путь аргоси - Себастьян де Кастелл

Он поднял взгляд. Мне померещилось, что у него закатываются глаза. Но нет, Дюррал просто смотрел на небо и звёзды, сверкающие над головой.

– Я не такой, – напористо сказал он.

– Знаю, – ответила я.

Рука тряслась, словно я держала в ней шпагу несколько часов кряду.

– Я Дюррал Бурый! – проревел он звёздам. – Я аргоси! Я иду тропой Бродячего Чертополоха!

Его крики становились всё более и более невнятными, словно он бился головой о камень и терял дар речи.

– Путь Воды течёт сквозь меня! Мои ноги следуют путём Ветра!

Пальцы его правой руки сжались в кулак, и он начал колотить себя в грудь.

– Когда я атакую, это не тупо и не жестоко, а идеально и верно, как путь Грома.

Дюррал перестал бить себя по груди и рывком шагнул в мою сторону, будто пытался сопротивляться десяти сильным мужчинам, толкающим его сзади.

– Когда я стою на своём, я недвижен, как путь Камня!

Однако он не был недвижен. Он приближался. Шаг за шагом. Ко мне.

– Пожалуйста… – умоляюще сказала я.

Теперь я плакала не только о своей жизни, но и о разрушении души, которое наблюдала прямо перед собой.

– Я Дюррал Бурый, – снова сказал он. – Я аргоси. Я не обижаю маленьких девочек.

И всё-таки он был уже близко. Его грудь оказалась всего в двух футах от кончика моей шпаги. Нужно ударить сейчас – иначе я потеряю свой единственный шанс.

– Это не во мне! – прорычал он.

Сколько дней и ночей Дюррал сражался с заклятием, тянущим его ко мне? Чего ему стоило сдерживаться так долго, а придя в это место по-прежнему бороться с ненавистью – такой же реальной, как песок под ногами, и такой же огромной, как бесконечное ночное небо?

– Я знаю, что это не в тебе, – мягко сказала я. Отставив ногу, я упёрлась в землю; мышцы голени и бедра толкнули тело вперёд, а рука вытянулась. Я направила остриё шпаги ему в сердце. – Оно во мне.

Одним из первых уроков, который преподала мне сэр Розарита, было: не закрывать глаза при выпаде. Это естественный инстинкт, поскольку большинство людей не желают смотреть, как клинок пронзает живую плоть. Но у меня никогда не возникало такой проблемы. До сего момента.

– Я знаю, что дело в тебе, – сказал Дюррал Бурый.

Я открыла глаза и увидела, что рука аргоси сжала шпагу, согнув её, так что я не могла сделать выпад. Кровь капала с его ладони.

Безумие ещё металось в глазах Дюррала, но за ним я видела сталь прочнее любого меча. Аргоси мог вырвать оружие из моей руки, но не сделал этого. И клянусь: даже если бы десять мужчин в самом деле толкали Дюррала в спину, они бы не сдвинули его ни на дюйм.

– Я есмь путь Камня, – сказал он, но не мне, а словно бы себе самому.

Выпустив лезвие шпаги, Дюррал развернулся на каблуках и зашагал обратно в пустыню, прочь от Оатаса Джен-Ю.

А я осталась стоять. Вся в поту, не зная, что делать. Я думала, эти слова будут последними, что я услышала от Дюррала Бурого, но тут он окликнул:

– Ну? Ты идёшь или нет?

Я провожала взглядом его силуэт, медленно исчезающий вдалеке.

– Зачем?.. Куда? – пробормотала я.

Тень остановилась на мгновение.

– Как ты и сказала, девочка: эта дрянь в тебе. Похоже, она была там слишком долго. Пора от неё избавиться.

Есть нечто ужасное в том, чтобы отдать свою жизнь в чужие руки. Даже в детстве я возмущалась тем, что мой клан ходит из города в город, всегда с протянутой рукой, прося убежища, предлагая никому не нужную работу в обмен на еду и вещи, которые люди едва могли нам дать. Жить за счёт доброты – нет, жалости – других… Неудивительно, что люди смотрят на медеков свысока. Я сама на нас так смотрю.

А теперь моё будущее полностью зависело от доброты незнакомца – незнакомца, у которого я украла огромные деньги и который пока даже не упомянул об этом. Который должен был держаться поодаль и стискивать зубы, чтобы не протянуть свои нежные руки и не сломать мне шею.

– Не знаю, как это называется, – сказал Дюррал, жестом предлагая сесть напротив него у костра. Он бросил мне помятую жестяную флягу, ту самую, которую я пыталась украсть во время нашей первой встречи. – Никогда не видел такого вблизи, пока не встретил тебя. Будь я проклят, если это не самое мерзкое изобретение, какое только сделала живая душа.

Мои нетерпеливые пальцы вцепились в пробку фляги, и вскоре я глотнула воды – так жадно, что половина стекла по подбородку.

– А чего ты хотел? Джен-теп – зло.

– Нет, девочка. Не зло.

Я вытерла лицо рукавом.

– Все аргоси такие идиоты?

На миг черты лица Дюррала исказились от гнева, и я увидела, как напряглись его плечи. Потом он сделал выдох, глубокий и медленный, и закрыл глаза, осторожно втянув воздух обратно тоненькой струйкой. Наконец его взгляд снова нашёл меня.

– Лучше не делай так, девочка. Эта штука у тебя внутри и без того изрядно действует мне на нервы.

– Прости.

– Ты не виновата. Но я хочу, чтобы ты нашла в себе прохладный ветерок, который утихомирит твой гнев.

– Я постараюсь. Честное слово.

Он рассмеялся.

– Ты хоть раз в жизни сдержала слово, девочка?

Раньше я не думала об этом, но теперь, когда он спросил, я не смогла вспомнить ни одного случая.

– Так или иначе… – продолжал Дюррал.

Пёс выбежал из темноты и присоединился к нам. Дюррал почесал его пушистую голову. Конь стоял чуть поодаль, и его гораздо больше интересовали небольшие заросли засохших кустов, нежели наш разговор.

– Первое, что ты должна понять: джен-теп – просто люди. Некоторые добрые, некоторые жестокие. Они приходят в мир, как и все мы, ничего не зная, и только тупеют по мере взросления. Их культура зиждется на чудесах магии. Она может вдохновлять на созидание красоты, исследования, даже творчество, но она также может…

Теперь мне пришлось сдерживать ярость, вздымавшуюся в груди.

– Ты будешь сидеть и рассказывать о культуре джен-теп? Ты их оправдываешь? – Я ткнула пальцем в татуировки на шее. – Вот это что, по-твоему? Продукт их культуры?

Он не ответил – просто снова закрыл глаза. Я сидела, наблюдая, как он делает вдохи и выдохи, пока потрескивает огонь и пустыня катит вокруг нас красный песок. Я знала, что Дюррал сражается с собой, чтобы защитить меня. Что каждый раз, когда я подстрекаю его, ему становится всё труднее бороться с влиянием моего ошейника… но я не могла остановиться. У меня была сотня веских причин ненавидеть джен-теп, и я никогда, ни за что не собиралась отказываться ни от одной из них.