Старшая сестра - Надежда Степановна Толмачева

Вассой, уливаясь слезами, а позднее — упрямая, бледная, — с Аркадием. Боря придвинулся ближе к Лизе и с отчаянной смелостью выпалил:

— Уедем, Лиза, со мной. — И почему-то добавил: — От Ленинграда там совсем близко.

Лиза вздохнула. Провела узкой ладонью по его ершистым волосам.

— Не страдай из-за меня, Борис! Не надо.

— Лиза, ты не понимаешь!.. — Он поймал Лизину руку, прильнул к ней горячими губами.

— Нет, не надо, Боря, — сказала настойчиво Лиза, поднимаясь со скамейки. — Не сердись… — Она знала, что говорит невпопад, ненужные, сбивчивые слова, но других найти не могла. — Мы будем друзьями… Когда-нибудь встретимся. Не сердись. Я спешу… Галинка ждет. Боря, ты не сиди здесь, пойди в общежитие… Тебе холодно. Боря ты уйдешь сейчас же? Да?

Она потрогала его за плечо.

Свет от фонаря падал на лицо Бориса, и оно казалось неестественно застывшим и желтым. Чужим голосом Борис проговорил:

— Он не любит тебя!

И с досадой и болью добавил:

— Как ты этого не видишь?

Лиза хотела возмутиться, оборвать Бориса: «Не твое дело!», но сказала совсем другое:

— Не говори об этом, Боря. Прошу тебя…

Она пошла к трамвайной остановке, а Борис так и остался сидеть на скамейке.

…Все это теперь позади. Лиза взяла со стола синие твердые корочки с тиснеными буквами: «Диплом», подержала в руке. «Вот я и инженер, доченька… Завтра мы с тобой поедем на Урал… к бабушке. Будет ли она тебя любить, Галинка?»

И ответила себе убежденно:

— Будет. Она — мать.

Лиза достала чистый лист бумаги, бережно завернула в него диплом, снова взглянула на спящую дочку.

— И Галинка, и диплом есть…

Она улыбнулась.

— Я богата… и… — и глубоко задумалась.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

— К вам можно? — спросил негромкий женский голос, и Говоров быстро обернулся. Впоследствии, вспоминая этот момент, он утверждал, что голос Лизы сразу показался ему удивительно знакомым. Обернувшись, Говоров увидел высокую девушку с серыми задумчивыми глазами.

— Садитесь, пожалуйста, — Максим Андреевич указал на старомодное черное кресло с высокой спинкой. — По какому вопросу?

— Елизавета Дружинина, выпускница Московского торфяного института, — отрекомендовалась Лиза.

— К нам прибывают молодые специалисты. Чудесно!

Лиза подала ему путевку министерства.

— Дружинина… Елизавета… Георгиевна направляется на работу в Свердловскую область.

Он отложил документ, дружески сказал:

— А то, что вы приехали к нам сюда, замечательно! Одобряю, радуюсь, приветствую — как хотите!

Лиза застенчиво улыбнулась. Главный инженер, о котором так хорошо отзывался Шатров, действительно, кажется простым и сердечным человеком.

— Я посоветуюсь с директором нашего предприятия… Его сегодня нет: он в Свердловске, и мы решим, на какой работе вас лучше использовать. А где бы вы сами хотели работать?

Лиза произнесла решительно:

— Только не в управлении!

— Да? Значит, на производство? Совсем хорошо. Бывает, окончит человек институт, а потом сидит в управлении, в проектном бюро не по прямой специальности, словом… и носа не показывает на торфополе!.. Мне ваше желание по душе… — Говоров посмотрел на Лизу. На фоне высокой спинки кресла, обтянутого черной кожей, ее лицо показалось ему особенно привлекательным.

— Вы, наверное, впервые на Урале? Как-то к нему привыкать будете?

Лиза весело взглянула на Говорова.

— Нет, на Урале я не новичок. Я здесь, в Соколовке, родилась, выросла.

— Вот как! — обрадовался Говоров и подумал: «Кажется, сегодня я говорю одними восклицаниями». Потом вспомнил: — А-а! Мне, наверное, о вас и говорил Степан Петрович Шатров. У вас здесь родители?

— Одна мама.

— Из Москвы вы давно?

— Только что… Да! Чуть не забыла! — Лиза оживилась… Между прочим, я знаю, товарищ Говоров, ваших родных.

— Неужели, Елизавета Георгиевна? Каким образом?

— Каким образом? — Лиза в замешательстве остановилась. — Это были несколько необычайные обстоятельства…

— И все-таки, как, когда? Кого вы знаете?

— Я видела… знаю вашу сестру.

— Машу?

— Да… и Андрюшу тоже.

— И Андрейку? — Максим Андреевич вышел из-за стола и сел на стул, напротив Лизы. — Значит, вы были в Канаше? И как там мой Андрей?

— Он такой у вас славный карапуз… и похож на вас.

— Да, похож… — Он взял со стола портсигар, достал папиросу: — Кстати, как же вы все-таки попали в Канаш? — Он хотел было закурить, но передумал, положил папиросу обратно в портсигар. — Что это за странные обстоятельства были?

Лиза не отвечала. Она так смутилась, что у нее на шее выступили неровные розовые пятна. Максим Андреевич заметил:

— Не хотите — не говорите… Простите, пожалуйста, мое любопытство.

— Нет, почему же? — постаралась справиться о своим смущением Лиза. — В Канаше у меня родилась дочка… — Она ласково улыбнулась. — И Мария Андреевна — первая знакомая моей Галинки.

— Иными словами — повивальная бабка! — пошутил Говоров, почему-то глядя в окно, добавил: — Никак не подумал бы, что вы уже мама! Скажите, а муж ваш тоже у нас будет работать?

— Ему еще год учиться. Он собирается стать инженером-строителем.

— И когда он им станет, тогда вас, очевидно, в Соколовке не будет? Уедете с мужем.

— Не думаю, — Лиза спокойно взглянула на Говорова. — Он тоже уралец и приедет работать сюда.

— А… Ну что ж, инженеры-строители Соколовскому торфопредприятию очень нужны!

В дверях появилась секретарша.

— Максим Андреевич, вам телеграмма! Пожалуйста.

Говоров прочел телеграмму:

— Ну, вот, и мой Андрюшка завтра приезжает!

2

Обидно, мучительно горько, когда близкий, родной человек, тем более мать, не замечает тебя.

Анна Федотовна с каждым днем все больше возилась с внучкой, не делая никаких попыток к сближению с дочерью.

А Галинка уже научилась смеяться, ловко перевертываться со спинки на животик, теребить маму за волосы, за нос. Лиза жаловалась дочке: «Плохо мне здесь. Уедем от бабушки». Однажды она призналась Иринке:

— Решила поговорить с директором… Пусть дают мне комнату. Не могу я так больше жить, Иринушка. Мама на меня и смотреть не хочет…

Сестры были одни дома. Ирина, необычно серьезная, задумчиво посмотрела на Лизу.

— Нет, Лиза, не надо ходить к директору пока. Неудобно. Что скажут в поселке?

— Но ведь так нельзя, Ирина! Я маму своим присутствием мучаю. — Похудевшее лицо Лизы выражало растерянность и внутреннюю борьбу. Иринке стало жаль ее. Девушка порывисто обняла сестру.

— Не горюй, все уладится… Я говорила с мамой… Она пока не может переломить себя. Но она очень любит Галинку, поверь!

— Вижу. А меня знать не хочет. — Она закрыла лицо руками, глухо проговорила: — Черствое сердце у нашей мамы…

— Лиза! Не нам судить маму. Ей тяжело вдвойне. Ты… ты оскорбила ее своим неожиданным замужеством! У нее все мысли были лишь о тебе… Ну, взгляни же на меня.

Лиза отняла от лица руки и посмотрела на сестру сухими тоскливыми глазами.

— Вчера мама подошла к