Хюррем, наложница из Московии - Демет Алтынйелеклиоглу

Эта мысль усилила его беспокойство. Он поднялся, подошел к камину. Жар камина обнял его тело. Глотнув вина, он вновь прислушался к голосу Русланы. Интересно, была ли она довольна, что находится здесь? Почему бы ей и не быть довольной, ведь кто не захочет попасть в гарем к правителю огромной империи, повелителю мира, султану Сулейману? Она непременно была довольна. Но если так, то почему у нее такие грустные песни? Какое чувство гнетет ее, какое чувство заставляет эти рыдающие мелодии срываться с ее губ? «Это все тоска», – пробормотал молодой падишах, ложась на привезенную из Индии тигриную шкуру перед очагом. Девушка, должно быть, тосковала по тому, что осталось у нее в прошлом.

«Так устроен мир, – попытался обмануть он себя. – Если бы Руслана сегодня не оказалась здесь, кто знает, куда и к кому она бы попала. Я сам спрошу у нее. Если она хочет уехать, то я отпущу ее. Пусть возвращается в свою страну к своей семье, если это принесет ей счастье». Сулейман решил так и сделать.

Пока падишах предавался размышлениям, слушая голос Русланы, Гюльбахар Хасеки металась у себя в покоях, мучаясь от ярости и тоски. От злости она наказала всех своих служанок. Заметив, что девушки приоткрыли дверь, чтобы лучше слышать голос Русланы, она пришла в ярость. «Ах вы безбожницы! – кричала она. – Где это видано, чтобы дверь в покои Хасеки Султан была открыта? Что здесь, постоялый двор?»

Крики Гюльбахар были слышны по всем коридорам. Рядом с прекрасным голосом Русланы визги надрывавшейся Хасеки казались еще более отвратительными. Но Гюльбахар не замечала, что гнев и ревность уродуют ее, роняют ее достоинство и дарят новые возможности ее врагам. А ведь повелитель еще даже не позвал соперницу к себе в покои!

Все знали, почему так гневается Гюльбахар. Она отправила три письма падишаху, но ни на одно не получила ответа. Повелитель уже три дня ни разу не спускался к ней. Хафза Султан тоже перестала ее звать. Гюльбахар бесило, что султан Сулейман вслед за Валиде ходил в покои для наложниц. Как такое может быть? Эта мысль не давала ей покоя. Сам великий падишах, отец моего сына шехзаде Мустафы Хана, идет, чтобы посмотреть на какую-то наложницу, и разговаривает с ней, не стесняясь, при всех! Да что там разговаривает – еще и хвалит! Пусть голос у нее красивый, но не до такой же степени, чтобы потерял голову весь гарем. Что такого красивого в этом голосе? У нас голос вовсе не хуже.

Она сама не верила собственным словам. Она умела красиво играть на уде, но голос у нее был не самый приятный. Она ни разу в жизни толком не спела ни одной песни.

Сейчас Гюльбахар с трудом себя узнавала. Она никогда не была такой. Она всегда была радостной, скромной, никто никогда не слышал, чтобы она хоть раз повысила голос на служанок. Появление этой русской девицы все перевернуло с ног на голову. Сулеймана она теперь тоже не узнавала. Конечно, голова его занята государственными делами, но разве за десять дней нельзя затосковать по своей хасеки?

А что Валиде Султан? Всякий раз, когда они случайно сталкивались в коридорах, пожилая женщина прятала глаза, словно была в чем-то виновата. А ведь действительно была! Она была виновата в том, что старалась отвести русскую девицу в покои к своему сыну. Она была виновата в том, что желала, чтобы султан Сулейман вкусил аромат другой розы после своей розы Гюльбахар. Она была виновата в том, что позволила Сулейману увлечься страстью и забыть о матери своего внука.

Хасеки не могла выносить этот голос. Ей не хотелось слышать голос этой девушки. Голос дьявола. Конечно же, именно так и звучит голос дьявола. Голос дьявола, который пришел украсть у нее счастье и будущее. Гюльбахар упала на кровать и заплакала навзрыд. Плакала она очень долго, понимая, что выхода нет.

На третий день гнев Русланы уже не знал границ. Каждой ночью она пела песни и заставляла Сулеймана слушать свой голос, надеясь, что под утро он позовет ее, но никто не приходил. Может быть, она не понравилась падишаху? Может быть, он уже упрекает Хафзу Султан: «Как ты себе представляешь, матушка, неужели я пущу к себе эту деревенскую девчонку?» Хорошо, пусть я ему не понравилась, тогда почему же он меня хвалил? Руслана глубоко страдала. «Может быть, он меня просто жалел?» – этот вопрос не давал ей покоя. С этим она смириться не могла. «Найдите мне Сюмбюль-агу!» – кричала она на Сетарет-калфу и Мерзуку. Татарка попыталась было ее успокоить, но получила совершенно неожиданный ответ:

– Держи свой ум при себе. Не забывай, что ты здесь благодаря мне, и делай то, что я тебе говорю. Немедленно найди мне Сюмбюля и приведи. Немедленно!

Эти слова Русланы ранили Мерзуку в самое сердце. Но виду она не подала, лишь тихонько заплакала. Чтобы не показывать слезы, она повернулась к подруге спиной и отправилась на поиски Сюмбюля-аги.

Обычно главный евнух, если какая-то из наложниц скандалила и требовала его к себе, не забывал прихватить палку, но пережитое с московиткой приключение под лестницей, в совокупности с вниманием, оказываемым ей Валиде Султан и самим повелителем, связывали его по рукам и ногам. Когда он вошел к ней, обстановка была мрачной. Руслана стояла посреди комнаты вне себя от гнева: «Что происходит, Сюмбюль-ага?»

Он давно понял, зачем она звала его, но предпочел сделать вид, что ничего не понимает:

– Что значит – что происходит?

– Кто-то пытается перейти мне дорогу!

– Какую дорогу?

– Я не могу встретиться ни с матушкой Хафзой, ни с моим повелителем!

– Твои встречи с ними зависят от их желаний.

– Вот я об этом и говорю. Кто-то пытается испортить наши отношения.

Сюмбюль понял, что девушка подозревает, что подобное мог сделать он сам.

– Ты считаешь, что я сплетничаю о тебе?

– А кто еще, кроме тебя, может это сделать? – от ярости голос Русланы звенел.

– Я таких вещей не делаю.

– Да ладно! Откуда мне знать!

– Ты знаешь, что я не смогу этого сделать.

Руслана посмотрела ему в глаза. Сюмбюль-ага боялся даже вспоминать о приключении под лестницей.

В полумраке комнаты наложница приблизилась к главному евнуху: «Ты же знаешь, что я тоже собираюсь молчать. Наше общее будущее зависит от того, будут ли наши рты на замке».

– Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Голос Сюмбюля-аги неожиданно прозвучал очень тихо, хотя девушка стояла так близко, что могла его коснуться. Весь многолетний опыт евнуха подсказывал ему, что в гареме ничего невозможно скрыть. Все на виду, каждый все слышит.

– То, что ты должен сделать. Устрой так, чтобы повелитель позвал меня.

Евнух беспомощно пролепетал: «Но как же я могу это устроить? Как же евнух из гарема скажет самому великому падишаху, что ему нужно делать?»

Девушка подступила еще ближе. Сюмбюль прижался спиной к стене, теперь Руслана стояла вплотную к нему, и, чувствуя ее дыхание, он понимал, что вырваться невозможно.