Речи палача. Сенсационные откровения французского экзекутора - Фернан Мейссонье

Тех из ФНАО, кого брали с оружием в руках, убивали на месте, в лоб. Поэтому их не гильотинировали. Остальные, ну, те несколько, что подложили бомбы на стадион, это да, это ради ФНАО, а не ради денег. Страшно сказать, но в некотором роде можно сказать, что это чистое дело. Как Французские внутренние вооруженные силы (силы Сопротивления), которые устраивали крушения поездов. Я, пожалуй, уважаю, у каждого свои идеи. Если бы я был арабом… я уверен, что применял бы оружие за свою страну, применял бы оружие против Франции, которая оккупировала мою страну. Взорвать мост, стрелять по вооруженным силам, устраивать саботаж… Да, были люди, которые устраивали такие дела, и это было не ради денег. У них были политические воззрения, которые можно было уважать. Но нельзя простить жестокостей, допущенных против гражданских лиц, а особенно детей.

Так вот, они платили. Но нужно сказать, что в алжирском случае почти четверть приговоренных к смерти не имели ничего общего с ФНАО: это были бандиты, обыкновенные уголовники. Насилие, кражи, убийства и так далее. Это ведь не ФНАО! Это гнусно! Но под прикрытием ФНАО все оказывались на равных.

Некоторые — сейчас улицы в Алжире носят их имена — ни в чем не были связаны с ФНАО. Это были просто-напросто мерзавцы, которые попытались воспользоваться смутой. Война в Алжире началась в 1954 году. Так вот, с мая 1954 по июнь 1956, когда осужденные были названы «террористами», было лишь два приведения в исполнение высшей меры приговора. С июня 1956 по август 1958, сто сорок один «террорист». Официально в Алжире с 1956 по 1958 год не было ни одного казненного по общему праву. Более чем за два года ни одной казни по общеуголовному праву. И потом три последних казненных, в сентябре 1958, мае и августе 1959: уголовники. Так вы хотите сказать, что почти за четыре года, 1955, 56, 57, 58, в Алжире не было уголовных преступлений? Это неверно! Это невозможно. Они были. Но под прикрытием ФНАО были такие, которые совершали кражи, насилие, убийства. Это отчасти в том же духе, что некоторые делали под прикрытием Организации «Секретная армия» (ОАС). Во времена смут и революций всегда есть проходимцы, которые пользуются ситуацией. А народ помогает им, потому что думает, что это действительно политическое дело. Но некоторые из них — мошенники!

Да, в более или менее военной ситуации существуют всякие извращенные вещи. В ходе «событий» в Алжире я был свидетелем вооруженного ограбления банка BNCI. Это происходило на моих глазах. Вошли четыре человека. Они не были ни в масках, ни в чем. Они прямо пошли к кассе и сказали кассиру: «Давай все, это ОАС». И без малейшего колебания кассир все отдал. Двадцать человек, которые были там, сказали «Браво!», а некоторые даже закричали «Да здравствует Франция!» И парни из ОАС вышли без помех. На другой день один приятель сказал мне: «Мы тоже могли бы без проблем так сделать, и вот нам сладкая жизнь в Испании». Я ответил ему: «Для меня этот вопрос не стоит». Я не могу предать Францию в Алжире. Да, есть вещи, которые мне трудно принять, и особенно трудно о них писать, но нужно сказать правду, даже если это трудно. Я знаю, что были злоупотребления, даже среди алжирских французов. Один пример: в июне 1999 я встретил одного алжирского француза, который хвастался, что работал с ОАС и был выслан из Алжира в 1961 по политическим мотивам. И тут я узнаю через одного друга, что на самом деле он ограбил владельца маврских бань. И что он еще втянул одного приятеля в ограбление арабов-перекупщиков, приезжавших продавать скот на рынок Квадратного дома. Но поскольку его отец был знаком с высокопоставленными чинами полиции, то его выслали из Алжира в 1961, чтобы он избежал тюрьмы. Когда я узнал о его трусости, я выразил все мое презрение этому предателю сообщества алжирских французов.

Все это было, как во Франции с Французскими внутренними вооруженными силами (ФВВС). Были среди них замечательные люди. Но от имени ФВВС, я уверен, действовали и другие, нападавшие на банки и набивавшие свои карманы монетой. А потом они говорили, что они от ФВВС! У них были повязки ФВВС, но это были настоящие бандиты, которые воспользовались ситуацией. Так что? Что это значит? То же и с Алжиром. Или мы признаем, что часть так называемых членов ФНАО — это были простые уголовники, или нужно поверить, что все население стало честным, что вдруг не стало преступников. На самом деле под прикрытием ФНАО были и парни, которые заходили на ферму, насиловали, убивали, воровали, поджигали. Эти были не из ФНАО! Для моего отца это были преступники. Если нужно было казнить, он казнил.

Так что за те два года мы казнили ровно сто сорок одного «политического». «Политическими» они назывались потому, что их судил военный трибунал, но казнили на гильотине. Потому что они не хотели их расстреливать. Они говорили, что это значило бы оказать им честь. Думаю, что, расстреливая их, государство бы признало, что они политические, в то время как с гильотиной это были террористы, уголовные преступники. Некоторые называли себя политическими. Члены военного трибунала, адвокаты, все не могли разобраться: были они политическими или нет? На самом деле была путаница.

И потом я бы хотел сказать кое-что по поводу всех этих историй о пытках, которые сейчас раздувают газеты, сорок пять лет спустя. Во-первых, на события надо смотреть в контексте. Легко через сорок лет разглагольствовать в газете или на телевидении. Заниматься историей, сидя в кресле. Но когда идет война, когда повсюду взрываются бомбы, убивают гражданских лиц, женщин, детей, а военные схватили того, кто эти бомбы подкладывал, что же они делают? Умывают руки и дают ему трещать что вздумается?

Бомбометателя заставишь признаться, вовсе не предлагая ему чашечку кофе. У вас дети выходят из школ, а в магазинах люди. Нужно действовать быстро, чтобы воспрепятствовать новой мясорубке, обезвредить бомбы. Да, нужно заставить его признаться как можно быстрее. Но, насколько я знаю, как только они признавались, пытка — думаю, правильнее сказать, допрос прекращался. Французские военные не калечили террористов. И напротив, я знаю, что так называемые ФНАО применяли методы пыток, достойные варваров. У живых солдат из рук вынимали кости, выкалывали глаза. Да, это был ужас и смута. Я говорю об этом потому, что мы имеем лишь смутное представление об этой войне и что глупо смотреть на факты вне их исторического контекста. Это как про 1942–1945 годы, здесь тоже любопытно: никакой историк не говорит о марокканской кавалерии, которая служила во французской армии и была кошмаром для немцев. Французская армия закрывает глаза на их преступления, кражи, насилие… Она хотела выиграть войну во что бы то ни стало. Победителей не судят.

Итак, можно сказать, что во время войны в Алжире двадцать процентов осужденных, которых мы казнили, были скорее уголовниками, чем политическими. Это были кражи, изнасилования, убийства. Они были бандитами с большой дороги, и это было видно: они почти всегда умирали трусливо. Напротив, настоящие члены ФНАО, которые подкладывали бомбы, которые не совершали покушений с целью ограбления, которые были взяты с оружием в руках, — их было видно, потому что зачастую они обладали смелостью и лихостью. Идеалы придают смелости. Члены ФНАО, встретившие смерть смело, обладали чистым духом. Они любили свою страну. Они с достоинством стояли перед лицом смерти, и, хоть я и не принимаю их политических взглядов, я уважаю этих людей, отдавших жизнь за идеал.