Круглосуточный книжный мистера Пенумбры - Робин Слоун

Ладно, теперь бы не ошибиться.

– Один особый Хогвартс, – кричу я в ответ.

Микки-партизан коротко кивает.

Я добавляю:

– Но без грибов.

Пауза.

– Грибов не надо.

Пауза.

– Пожалуй.

Но Микки-партизан уже отвернулся, советуется с товарищами.

– Он тебя услышал? – шепчет Нил. – Мне пиццу нельзя. Если нам в итоге правда всучат пиццу, то миссия по ее употреблению ляжет на твои плечи. Не давай мне ни кусочка. Даже если я буду просить.

Он замолкает.

– А я, наверное, буду.

– Привяжи себя к мачте, – говорю я. – Как Одиссей. – Или капитан Кровавые Ботфорты, – добавляет Нил.

В «Хронике поющих драконов» ученый гном Кочедыга убеждает экипаж «Звездной лилии» привязать капитана Кровавые Ботфорты к мачте, когда тот попытался перерезать горло поющему дракону. Так что да. Капитан Кровавые Ботфорты.

Микки-партизан возвращается с коробкой. Что-то быстро.

– С вас шестнадцать пятьдесят, – объявляет он.

Погодите-ка, я что-то сделал не так? Или это розыгрыш? И Бурчала отправил нас искать ветра в поле? Нил подымает брови, но вынимает хрустящую двадцатку и подает малому. Взамен мы получаем коробку для пиццы размера супермакси, с расплывшимся синим штампом «Пирожки на ходу».

Коробка не горячая.

За порогом на улице я вскрываю ее. Внутри аккуратные стопки толстого картона, все длинные плоские выкройки с прорезями и язычками, где они должны соединяться. Это Бурческоп, в разобранном виде. Края дочерна обожжены. Эти листы кроили лазерным резаком.

На внутренней стороне крышки толстым маркером начертано послание от Бурчалы, его ли собственной рукой или кем-то из его бруклинских вассалов, я никогда не узнаю:

SPECIALIS REVELIO[17]

На обратном пути мы заглядываем в полупиратскую лавку электроники и прикупаем две дешевые цифровые мыльницы. Оттуда бредем пешком в «Нортбридж» по улицам Нижнего Манхэттена. Нил несет коробку, а я – пакет с двумя фотоаппаратами. У нас есть все, что нужно. Мануций будет нашим.

Город соткан из световых пятен машин и рекламы. Под светофорами, переключающимися на желтый, сигналят такси; очереди покупателей, позвякивая, двигаются вверх и вниз по Пятой. На каждом углу небольшое столпотворение, смех, сигареты, прилавок с кебабами. Сан-Франциско хороший город, и он прекрасен, но в нем никогда не бывает столько жизни. Я вдыхаю поглубже – воздух прохладный и терпкий, с запахом табака и мяса неизвестного происхождения – и вспоминаю, как Корвина говорил Пенумбре: можешь тратить оставшееся время где-нибудь еще. Боже мой. Бессмертие в выложенных книгами катакомбах под землей или смерть здесь, среди всего этого? Я выбираю смерть и кебаб. А что Пенумбра? Он тоже, как ни странно, кажется скорее человеком мира. Я вспоминаю магазин, его широкие витрины. Вспоминаю первую фразу, с которой Пенумбра обратился ко мне: «Что вы ищете на этих полках?» – произнесенную с широкой приветливой улыбкой.

Корвина и Пенумбра когда-то были друзьями: я видел фотографию-свидетельство. Корвина, видимо, был тогда совсем другим… на самом деле, буквально другим человеком. В какой момент ты осознаешь этот рубеж? Когда именно приходится давать человеку другое имя? Прости, нет, ты больше не можешь оставаться Корвиной. Ты теперь Корвина 2.0 – сомнительный апгрейд. Я вспоминаю молодого человека на старом фото, подымающего большой палец. Неужели он исчез насовсем?

– Серьезно, лучше бы режиссер был женщиной, – говорит Нил. – В самом деле. Нужно больше вливать в этот фонд. Я выдал только один грант, и то своей двоюродной сестре Сабрине.

Он умолкает, потом продолжает.

– А это, думаю, незаконно.

Пытаюсь вообразить Нила через сорок лет: лысого, в костюме, совсем иного. Пытаюсь увидеть Нила 2.0 или Нила Ша бизнес-наставника – Нила, с которым я больше не смогу дружить, – но просто не могу такого представить.

Вернувшись в «Нортбридж» я с удивлением обнаруживаю Кэт и Пенумбру, сидящих на низких диванчиках и увлеченно беседующих. Кэт вдохновенно жестикулирует, а Пенумбра, улыбаясь, кивает, его синие глаза горят.

Подняв на нас взгляд, Кэт улыбается.

– Пришло новое письмо, – объявляет она.

И замолкает, но по ее лицу пробегают судороги, будто она не в состоянии держать все в себе:

– ПМ расширяют до ста двадцати восьми человек, и я среди них!

Ее микромускулы вибрируют, и она почти выкрикивает:

– Меня выбрали!

Мой рот слегка приоткрывается. Кэт вскакивает и обнимает меня, я отвечаю на ее объятие, и мы танцуем, описывая небольшой круг по ультрамодному лобби отеля.

– Ну и что это вообще означает? – спрашивает Нил, кладя коробку для пиццы.

– Наверное, то, что наш побочный проект получит теперь кое-какой административный ресурс, – говорю я, и Кэт вскидывает руки вверх.

Отпраздновать победу Кэт вся наша четверка усаживается у барной стойки, облицованной квадратиками матово-черных микросхем. Мы седлаем высокие табуретки, и Нил заказывает всем по стаканчику. Я потягиваю какой-то коктейль под названием «Синий экран смерти», который и в самом деле ярко-синего цвета, с ярким светодиодом, моргающим внутри одного из ледяных кубиков.

– Так, значит, теперь ты, собственно говоря – одна сто двадцать восьмая Президента Гугла? – спрашивает Нил.

– Не совсем так, – отвечает Кэт. – Президент у нас тоже есть, но Гугл слишком сложная машина, чтобы управлять ею в одиночку, так что выручает Проектный Менеджмент. Ну, знаешь… нужно ли выходить на тот рынок, нужно ли покупать вот эту фирму…

– Чувак! – обращается к ней Нил, соскакивая с табурета. – Купи меня!

Кэт смеется.

– Не уверена, что трехмерные сиськи…

– Да не только сиськи! – восклицает Нил. – Мы делаем все тело. Руки, ноги, дельтовидные, все что хочешь!

Кэт молча улыбается и прихлебывает свой напиток. Пенумбра крутит в руках широкий стакан с тяжелым дном, на палец наполненный золотистым скотчем. Оборачивается к Кэт.

– Дитя мое, – спрашивает он, – как вы думаете, через сто лет Гугл еще будет существовать?

Кэт секунду молчит, затем уверенно кивает.

– Думаю, будет.

– Знаете, – продолжает Пенумбра, – один довольно знаменитый член нашего братства близко дружил с молодым человеком, основавшим компанию с подобным уровнем притязаний. И он говорил точно так же.

– Какую компанию? – любопытствую я. – Майкрософт? Эппл?

А вдруг Стив Джобс путался с неразрывниками? Не потому ли шрифт Gerritszoon установлен на каждом маке… – Нет, нет.