Цифровое пиратство. Как пиратство меняет бизнес, общество и культуру - Даррен Тодд

Наемный труд не обходится без несправедливости. Вокалистка альтернативной рок-группы Hole Кортни Лав рисует печальную и беспристрастную картину того, как многие музыканты тщетно надеются выиграть главный приз: контракт со студией звукозаписи. Она упоминает поправки к закону США об авторском праве 1976 года, тайком внесенные в его редакцию 1999 года, относительно улучшения положения обладателей домашнего спутникового телевидения (Love, 2000). Благодаря им сегодня некоторые музыканты готовы работать на те или иные компании, вместо того чтобы получать авторское право на ограниченный период времени. Это краткое, четкое и неуместное дополнение к закону о правах зрителей кабельного телевидения появилось с подачи RIAA, организации, которую якобы волновали интересы музыкантов. В результате некоторые музыканты, как та же Кортни Лав, живут на зарплату, более достойную участников крысиных бегов, чем рок-звезд.

Быть может, наемный труд больше подходит команде, чем отдельным людям, определенным видам медиа или определенным рынкам. Суть в том, что «копирайт-аболиционисты» должны понимать, к чему приведет возможность для корпораций владеть авторским правом и контролировать деловую сторону искусства. Понимать, что наемный труд, при всех его недостатках, может привлекать больше авторов, чем это было бы при индивидуальном авторском праве или полном его отсутствии. Без сомнения, большая часть прибыли, получаемая от реализации медиаматериалов, не попадает к авторам, но, возможно, эти авторы вообще никому не были бы известны без поддержки компаний. Следовательно, для авторов, которых не прокормит работа «на себя» и собственное авторское право, наемный труд мог бы оказаться благом. Будут ли они при этом счастливыми рабами? Возможно. Но если развитие корпоративного копирайта обеспечивает авторам стабильную занятость и более широкую известность, это следует учитывать в процессе принятия любых поправок ради нашего светлого будущего.

Ключевые мысли:

1. Право перепродажи пришлось серьезно отстаивать, особенно после того, как им стало легче пользоваться благодаря интернету.

2. Представители музыкальной индустрии кричат о падении продаж CD, не учитывая при этом никаких возможных причин, кроме пиратства, чтобы заручиться поддержкой государства и общества в борьбе с нарушениями. Есть масса доказательств, что пиратство не влияет на уровень продаж, но при этом, согласно другим исследованиям, файлообмен не оказывает серьезного влияния на продажи — ни в одну, ни в другую сторону.

3. Способ обмена файлами зависит от типа медиапродукта не меньше, а то и больше, чем от размера файла. Это опровергает прогнозы индустрии о том, что сверхскоростной доступ в интернет повышает угрозу пиратства.

4. Исследования BSA, MPAA и BASCAP, цитируемые в ходе антипиратской пропаганды, не учитывают ряд экономических истин, когда заявляют о финансовом ущербе и сокращении рабочих мест из-за пиратства.

5. Наемный труд в корпорациях может привести к стимулированию творчества некоторых авторов; но другие авторы не будут видеть в нем никаких преимуществ. В этом и заключается парадокс авторского права.

В этой главе:

— Причины производства подделок на Востоке.

— Подделка медикаментов, а также разница между неэффективными подделками и лекарствами, произведенными при помощи расшифровки технологий.

— Две точки зрения на воровство брендов: обман зарубежных компаний и отечественных потребителей.

— «Список наблюдения» USTR и его влияние на страны, обвиненные в пиратстве.

Тогда как на Западе ведется успешная борьба с контрафакцией материальных товаров, в Азии и Восточной Европе подделки остаются массовым явлением. Пусть правообладатели и торговые организации порой огульно записывают в пираты любых нарушителей, но подделка товаров представляет для них гораздо более серьезную экономическую угрозу, чем обмен файлами.

Хотя пиратству за рубежом посвящены многочисленные статьи, телерепортажи и академические исследования, как правило, речь в них идет в основном о высоких темпах и масштабах распространения контрафакта. Наим пишет, что с 1990 года «рынок фальсификата вырос в восемь раз по сравнению с рынком легальных товаров» (Naim, 2005: 122). Среди основных причин — быстрый заработок, низкие накладные расходы, малый риск и незначительные штрафные санкции. Однако в большинстве источников не рассматривается, как и почему вообще появляется фальсификат; вместо этого статьи изобилуют историями об организованной преступности и опасных для жизни товарах. Такое положение вещей приводит к постоянному ужесточению и унификации законодательства всех стран, а также к стремлению отделять оригинальную продукцию от неизбежных подделок в потоке импортных товаров. Корпорации выказывают обеспокоенность, правительства усиливают инструменты контроля, ужесточают законы и санкции. Но каковы же средства распознавания фальсификата и насколько они действенны? Как «пиратским странам» удается в такой ситуации производить контрафактные товары? В данной главе мы исследуем эти вопросы и подробнее рассмотрим причины, движущие обеими сторонами.

Всем известно, что в Юго-Восточной Азии свирепствует пиратство. Бутлегеры расставляют свои прилавки на виду у местных жителей и туристов. Все — от музыки и фильмов до видеоигр — копии копий; но при этом правообладателям не достается ни единого пенни. Однако нам гораздо важнее рассмотреть неизвестные факторы, пробелы в наших представлениях и различные движущие силы данного явления. Когда по телевизору показывают облавы на бутлегеров, люди видят, что вооруженные служители закона действуют не менее жестко и агрессивно, чем при взятии наркопритонов, освобождении заложников или захвате вооруженных преступников.

Например, в одной из программ австралийского телевидения антипиратские операции, проходящие на улицах Манилы, изображаются в чрезвычайно мрачных красках. Полным драматизма голосом ведущий сообщает, что ранее подобные операции сталкивались с яростными протестами — от перестрелок до поливания защитников правопорядка кислотой из окна. Цель передачи ясна и даже открыто формулируется: показать, что такие рейды — вовсе не внутрисемейные разборки. И тем не менее во время проведения операции в кадре на фоне вполне мирной сцены мелькает вооруженный до зубов полицейский. Никакого оружия. Никаких наркотиков. Никакой кислоты с балконов. И даже никакой погони с отчаянной потасовкой в финале. Несмотря на все попытки изобразить операцию рискованной и справедливой, по накалу страстей она скорее напоминает занятие в воскресной школе.