Другое лицо - Мари Юнгстедт

– Мы вместе работали над проектом, который Хенрик делал для библиотеки, – сказал Урбан с ударением на слове «работали». – Поэтому совершенно естественно встречались. Мы обедали вместе и ходили в один и тот же тренажерный зал.

– В какой?

– Тренажерный зал Висбю, на Южной дороге. Он открыт круглосуточно, поэтому хорошо подходит нам, тем, у кого ненормированный рабочий день.

– Ты не замечал ничего необычного с Хенриком в последнее время? Он не рассказывал тебе ни о каком новом человеке, с которым встречался, например?

– Нет, ничего подобного. Я не заметил никаких изменений в нем.

– Ничего странного в его поведении? Он не выглядел обеспокоенным каким-то образом?

– Нет, был таким, как обычно.

Урбан Эк говорил уверенно, и в его тоне снова явно слышалось раздражение. Он наклонился вперед и опустошил свою маленькую чашку.

Его взгляд обеспокоенно блуждал по комнате, словно он искал, куда бы сбежать. Кнутас решил зайти с другой стороны.

– Ты живешь один?

– Да?

– У тебя есть женщина?

– Нет, я, как говорят, старый холостяк. – Он сделал ударение на последнем слове и иронически приподнял брови. – У меня нет детей, и я никогда не был женат.

– И почему так вышло?

– А какое это имеет отношение к делу? Меня подозревают в убийстве Хенрика Дальмана?

– Успокойся, – сказал Кнутас. – Я не это имел в виду. Но при мысли о том, в каком виде нашли Хенрика, нам приходится задавать такие вопросы всем, кого мы допрашиваем. Ты гомосексуалист?

– При чем здесь, черт возьми, моя сексуальная ориентация? Нет, я не гомосексуалист. Мне нравятся женщины. И чтобы понять это, тебе достаточно посмотреть вокруг. Почему, как ты думаешь, в моей квартире столько изображений их грудей?

Урбан Эк вскочил с дивана и со злостью показал на статуэтку, стоявшую на подоконнике.

Кнутас примиряюще вскинул руки.

– О’кей, о’кей. Это не имеет значения, нам ни к чему все подробности. Одно только могу сказать: пока убийца не пойман, все в близком окружении Хенрика Дальмана рассматриваются как подозреваемые.

Урбан Эк, казалось, успокоился и снова сел на диван. Он с неприкрытым раздражением посмотрел на Кнутаса, но ничего не сказал.

– Когда ты встречался с Хенриком в последний раз?

– Это было, вероятно, в пятницу после обеда.

– Вероятно?

– Да, это точно тогда и было. Мы встретились за пивом в Багериете и поговорили о скульптуре, которую он делал.

– Как он выглядел?

– Как обычно. Немного нервничал, пожалуй. Проект шел с задержкой, и он знал, что ему придется напряженно работать летом.

– Вы говорили о других вещах?

Одна бровь Урбана Эка едва незаметно дернулась.

– Нет, насколько мне помнится.

Внезапно из соседней комнаты послышался грохот.

– У тебя есть кошка? – спросил Кнутас.

Прежде чем Урбан Эк успел ответить, открылась дверь, которая явно вела в спальню, и молодой мужчина с голым торсом и всклоченными волосами высунул наружу голову.

– Извини, Уббе, я не мог больше терпеть. Мне надо в туалет.

Он торопливо прошел мимо обоих мужчин.

Кнутас вопросительно посмотрел на хозяина дома, сидевшего напротив него.

Попрощавшись с Беатой Мёрнер и прогуливаясь по переулкам Старого города, Карин позвонила Андерсу. Стоило ей услышать его спокойный, мягкий голос, сразу потеплело на душе. Она коротко рассказала о встрече с приемной дочерью жертвы убийства.

– Хорошо, – выслушав, сказал он. – Мы допросили ее мать. Это оказалось не самым простым делом, но она не сообщила ничего особенного.

– Похоже, мамаша вполне соответствует тому описанию, которое дала Беата, – заметила Карин. – Ты не представляешь, как красиво сейчас в Стокгольме, – продолжила она. – Я прошлась по Старому городу и теперь направляюсь в сторону Сёдера. Помнишь, как мы бродили здесь в последний раз?

– Да, конечно, – рассмеялся он. – Тогда мы напоминали влюбленных юнцов.

– А мы ведь по-прежнему такие? – пошутила Карин немного неуверенно. – По крайней мере, влюбленные.

Она шла по набережной Шеппсбрун, откуда курсирующие на внутренних линиях белые суденышки отправлялись в сторону моря, а паромы постоянно забирали множество стокгольмцев и гостей столицы, чтобы доставить их в Юргорден, а потом вернуть в Шлюссен. Отсюда открывался замечательный вид на холмы Сёдера и величественную церковь Святой Катарины. Она собиралась прогулять до дома Ханны и по пути заглянуть в магазины, прежде чем придет время отправляться в вегетарианский ресторан.

– Кстати, вот еще что, – продолжил Кнутас. – Ранее нам удалось установить, что Хенрик Дальман являлся членом клуба любителей жесткого секса, который находится в Сёдермальме, а сейчас выяснилось, что он посещал его всего за неделю до убийства. Он ведь мог встретить своего убийцу там.

– Как называется клуб?

– Amour, он расположен на Санкт-Польсгатан. Мы подумали, что, поскольку ты все равно сейчас в Стокгольме, сможешь зайти туда и поговорить с владельцами, попытаться выяснить подробности. Конечно, стокгольмские коллеги в состоянии помочь нам, но я предпочел бы, чтобы это сделала ты.

Карин как раз дошла до фруктово-овощного рынка, разместившегося на площади Рюссгорден перед Городским музеем Стокгольма. Она остановилась у длинных рядов коробочек со свежесобранной шведской клубникой, привезенной к празднику, и у нее возникло непреодолимое желание потянуться к одной из них. Стоявший за прилавком юнец, словно почувствовав, на какую именно коробку она положила глаз, поднял ее и передал ей, жестами показывая, что она может попробовать. Карин с удовольствием сунула сочную ягоду в рот. Она имела замечательный вкус. Шведская клубника, пожалуй, была самой сладкой в мире.

– И как, по-твоему, мне следует проводить рекогносцировку? – спросила она, продолжая жевать, и, не удержавшись, хихикнула. – В крайне фривольном наряде и с собачьим ошейником?

– Черт с ним с ошейником, но пообещай забрать наряд домой, чтобы я смог его увидеть, – пошутил Кнутас. – Если говорить серьезно, они открыты с девяти вечера, и Кильгорд уведомил владельцев, что ты можешь позвонить. Их зовут Стефани и Джордж, однако они предупредили, что у них найдется для тебя время не раньше одиннадцати вечера.

– Боже, неужели мне придется бодрствовать так долго? – спросила Карин и зевнула, тем самым подчеркнув свои слова. Ей сегодня пришлось встать в пять часов, чтобы успеть на первый самолет в Стокгольм. – К тому же завтра Янова ночь, – продолжила она. – Мы ведь собирались поехать на природу.

– Ты можешь прилететь утренним рейсом.