Расшифрованный Сервантес. Необыкновенная жизнь автора «Дон Кихота» - Тимур Федорович Дмитричев

несколько десятков пьес, большая часть которых до нас не дошла. Качество театральных произведений Сервантеса оценивается по-разному хотя те из них, которые сохранились, не всегда могут рассматриваться написанными им оригиналами, поскольку они могли быть в немалой степени, как это в ту эпоху обыкновенно происходило, «исправлены» или «улучшены» их постановщиками. Тем не менее и сам автор, и его последующие критики отмечали определенные новшества и достоинства, которые затем были использованы другими драматургами. Так устами одного из персонажей в «Путешествии на Парнас» и в «Приложении к Путешествию на Парнас» в ответ на вопрос к автору о его любви к театру и сочинению пьес ответ был следующим: пьес я «написал много и, если бы они были не моими, то мне бы представлялись заслуживающими похвал, как это было в случае с «Алжирским пленником», «Осадой Нумансии», «Великой султаншей», «Морским сражением», «Иерусалимом», «Амарантом, или Майским цветком», «Влюбленным лесом», «Единственной», «Странной Арсиной» и многими другими, которых я не помню. Однако та, что я ценю больше всего, и которая была и остается для меня особенно дорогой, называется «Смущенная особа», и ее можно спокойно выделить как хорошую среди лучших из многочисленных показанных пьес плаща и кинжала».

Оценивая свой собственный вклад в искусство создания пьес в прологе к «Восьми пьесам», Сервантес высказывается об этом так: «Я здесь говорю правду, и на этот счет мне не нужно возражать, хотя в этом я несколько выхожу за рамки скромности: театры Мадрида видели постановки сочиненного мною «Алжирского пленника», а также «Осаду Нумансии» и «Морское сражение», в которых я дерзнул сократить действие пьес от пяти до трех дней; я показал или, лучше сказать, стал первым, кто раскрыл в пьесах сокрытые в душе образы и мысли, выведя их нравственные фигуры на театральную сцену под общие и восторженные аплодисменты зрителей; в то время я написал двадцать или тридцать пьес, и все они были приняты без того, чтобы в них бросали жертвенные огурцы или другие метательные снаряды; они прошли свой путь без освистывания, криков или беспорядков».

Хотя вышеупомянутые Сервантесом его новшества в написании пьес могут оспариваться некоторыми историками театра со ссылками на их введение в практику в других городах или странах до него, следует при этом учитывать, что здесь автор говорит о делах в своем мадридском театре, а это в любом случае является его личным новаторским вкладом в драматическое искусство, чем он мог заслуженно гордиться. Он также с полным основанием мог поставить себе в заслугу и другое введенное им новшество в этой области, как он это сделал в «Алжирском пленнике»: представлять на сцене события своего сегодняшнего дня на основании его собственного биографического опыта, его личной судьбы и связанных с ней именно его жизненных переживаний, чувств, эмоций и оценок постигших его реальных перипетий. Он даже усиливает эту личностную подлинность рисуемых сюжетов и образов тем, что наделяет некоторых из своих персонажей их реальными ролями и фамилиями. Так, например, рассказывая о своем опыте пленного испанца в Алжире, автор описывает среди прочего волнения, пережитые его героем, то есть фактически им самим, при прибытии из Испании монахов-посредников для его выкупа, появление среди действующих лиц пленного солдата под его собственной фамилией Сааведра и даже его хозяина губернатора Хасана Ага.

Театральные историки и критики нашли немало «недостатков» или «слабых мест» в сохранившихся до наших дней пьесах Сервантеса, но такая критика исходит из более совершенных позиций, достигнутых драматургами более позднего времени, пусть даже 15–20 годами позже, когда начался Золотой век испанского театра с рождением «новой комедии», воплощенной ее блистательным основателем и ярчайшим представителем в лице феноменального Лопе де Вега вместе с последовавшей за ним целой мощной плеядой замечательных драматургов – Тирео де Молина, Руис де Аларкон, Гильен де Кастро, Монтальбан, Кальдерон де ла Барка и других. Действительно, пьесы некоторых из этих авторов в отличие от театральных сочинений Сервантеса сохраняют свою непреходящую ценность и в наше время, пользуясь зрительским успехом на всех континентах. Однако наш герой тоже внес в театральное искусство свой собственный, хотя и скромный, вклад: его гений ждал своего неоспоримого трона на другой сцене.

16. Любовная авантюра и загадочный брак героя Лепанто

В период завершения продолжительной работы над «Галатеей» во второй половине 1583 г. Сервантесу уже было тридцать шесть лет, но он еще оставался неженатым мужчиной. О его любовных увлечениях до этого времени нам ничего не известно, а первая авантюра такого рода, которая стала достоянием истории, произошла с ним в Мадриде в осенние месяцы упомянутого года. Женщину, с которой его свела судьба в то время, звали Ана Вильяфранка, известную также как просто Ана Франка. Она была дочерью торговца шерстяными тканями, родилась в Мадриде и еще совсем молодой девушкой стала работать у своей тети. После смерти последней Ана получила от нее наследство в размере ста дукатов на устройство своей жизни и в возрасте всего шестнадцати лет вышла замуж за неграмотного торговца из Астурии, а довольно скоро с помощью каких-то покровителей новая семья уже смогла приобрести собственный дом. Вслед за этим важным приобретением муж Аны купил в Мадриде таверну, которая стала пользоваться популярностью среди литераторов и актеров, где сама хозяйка обслуживала клиентов, продавая им вино.

По всей вероятности, Мигель познакомился с ней в этом же питейном заведении, и их связь продолжалась по крайней мере несколько месяцев. Завершилась она рождением их дочери, которую назвали Изабель. Сам он нигде никогда не упоминал об этой своей пассии, а совместного ребенка официально признал только после смерти мужа Аны через несколько лет и дал девочке свою фамилию. Осталось неизвестно, знал ли законный муж Аны об этой ее связи и как была воспринята им вся эта история, в том числе и рождение внебрачного ребенка.

В ходе тех же самых месяцев ушел из жизни близкий друг и товарищ Мигеля Педро Лаинес, которого он высоко ценил как талантливого поэта. Уже довольно пожилая вдова покойного Хуана Гаетан переехала после смерти мужа в свое родное небольшое поселение Эскивиас. Не дождавшись даже истечения годового срока траура, она поспешно вышла снова замуж за двадцатилетнего сына коммерсанта из Бургоса. Лаинес оставил своей жене неплохое наследство, которое позволяло ей комфортно жить со своим новым мужем. В качестве одного из пунктов своего завещания он просил Хуану опубликовать его сборник стихов «Кансионеро» и еще один том его прозы. Выполняя волю поэта, его вдова, не имея в этих вопросах никакого опыта, решила обратиться за помощью к Сервантесу как другу