Рожденный бежать - Кристофер Макдугл

«Тут нет другого пути, — сказал себе Скотт. — Ты попал. Ты вынужден сделать что-то совсем уж тошнотворное, чтобы на этот раз победить. Еще раз начать все сначала. Притвориться, что ты только-только проснулся, крепко проспав всю ночь перед великим днем, но гонки еще не начались, а тебе придется пробежать следующую часть пути так быстро, как ты бегал хотя бы раз в жизни. Никаких шансов, Дрыгун. Да. Я знаю».

Десять минут Скотт пролежал без движения, затем поднялся и сделал то, что сделал: побил рекорд Бэдуотера с результатом 24:36.

Король троп, король дороги. Те два забега подряд в один день, проведенных теми же участниками в 2005 году, стали одним из самых ярких представлений в истории бега на сверхдлинные дистанции, и выбрать лучший момент для его проведения было невозможно: как раз тогда, когда Скотт становился величайшей звездой бега на сверхдлинные дистанции, сам этот бег приобретал сексуальную привлекательность. Был такой Дин Карнасес, сбрасывавший свою рубашку для обложек журналов и рассказывавший журналисту Дэвиду Леттерману, как заказывал пиццы по своему сотовому телефону в разгар забега на дистанцию 354 километра. А взгляните-ка на Пэм Рид; когда Дин объявил, что готовится к забегу на 480 километров, Пэм сразу вступила в борьбу и пробежала на километр больше, надежно обеспечив себе появление у Леттермана, контракт на написание книги и один из самых пышных журнальных заголовков из когда-либо сочиненных: «Отчаянная домохозяйка преследует мужчину-супермодель на спортивном марше смерти».

Где краткая автобиография Скотта Юрека? Маркетинговая кампания? Забег на беговой дорожке в полуобнаженном виде над Таймс-сквер а-ля Карнасес? «Если говорить о гонках по тропам на сверхдальние дистанции, то во всей их истории не найдется никого, кто мог бы сравниться с ним. Если вы утверждаете, что он величайший в истории такой бегун, это можно было бы доказать, — высказал свое мнение Дон Эллисон. — У него есть талант, выделяющий его на фоне остальных».

Итак, где же он? Где Скотт Юрек?

Давно пропал. Вместо того чтобы рекламировать себя после того триумфального лета, Скотт и Лия тут же скрылись в лесной глуши, чтобы праздновать в одиночестве. Скотту было плевать на ток-шоу, ведь у него даже не было телевизора. Он прочел и книгу Дина, и книгу Пэм, и все журнальные статьи, и его от всего этого выворачивало. «Выкрутасы», — бормотал он; этот прекрасный вид спорта, эту великую способность летать они превращали в площадное шоу.

Когда они с Лией в конце концов вернулись в свою крошечную квартирку, Скотт обнаружил еще одно ожидавшее его полоумное электронное послание. Он получал их время от времени на протяжении примерно двух лет от парня, который подписывался разными именами: Кабальо Локо — Сумасшедший Конь… Кабальо Конфузо — Растерянный Конь… Кабальо Бланке.. Что-то о состязании в беге, может ли он приехать, и тра-та-та, и тра-та-та… Обычно Скотт быстро просматривал их и щелчком мыши отправлял в мусор, но на этот раз его внимание привлекло одно слово: «мерзавец».

А испанское ли это нецензурное выражение? Скотт был не слишком силен в испанском, но когда видел испанские ругательства, узнавал их. Может быть, этот безумный Кабальо оскорбляет его? Скотт прочел сообщение еще раз, на этот раз внимательнее:

«Я говорил рарамури, что мой друг-апач Рамон Чингон заявляет, что собирается обогнать всех. Тараумара по сравнению с апачами более или менее хорошие бегуны, а кимары скорее чуть лучше, чем хуже. Но вот вопрос: кто больший чингон, чем Рамон?»

Расшифровать речь Кабальо было непросто, но, насколько Скотт в меру своих способностей сумел понять, тот имел в виду, что он, Скотт, видимо, и был Рамоном Чингоном, Мерзким Ублюдком, который собирался приехать и надрать задницу тараумара. Выходит, что этот парень, с кем он никогда даже и не встречался, пытался по-быстрому организовать «соревнование амбиций» между тараумара и их извечными врагами — апачами, и хотел, чтобы Скотт играл роль «злодея в маске»?

Скотт уже приготовился было нажать кнопку «удалить», но тут ему в голову пришла новая идея и он в нерешительности остановился. С другой стороны… а разве не именно это и он собирался сделать? Найти лучших в мире бегунов и тяжелейшие маршруты и все их преодолеть? Когда-нибудь никто, даже супербегуны, не вспомнит имена Пэм Рид или Дина Карнасеса. Но если Скотт был таким, как он думал — или таким, каким осмеливался быть, — значит, он бегал, как никто другой. Скотта не устраивало быть лучшим в мире; он намеревался стать лучшим во все времена.

Но, как и всякий чемпион, он спасовал перед «проклятием Али»: он мог бы победить любого живого, но по-прежнему проигрывал тем парням, которые умерли (или по крайней мере надолго отошли от дел). Каждый боксер в тяжелой весовой категории обязательно услышит: «Ну да, ты в порядке, но ты никогда вообще не побил бы Али в его лучшие годы». Точно так же не важно, сколько рекордов поставил Скотт, один вопрос всегда будет оставаться для него без ответа: как сложились бы обстоятельства, если бы он был в Ледвилле в 1994 году? Сумел бы он превзойти Хуана Эрреру и команду тараумара или они загнали бы его, как оленя, точно так же, как и Энн Трейсон?

Герои прошлого — неприкосновенны, они навечно защищены крепкой дверью времени… до тех пор пока какой-нибудь таинственный незнакомец чудесным образом не откроет ее своим ключом. Может быть, Скотт благодаря своему характеру и был тем легкоатлетом, кто сумеет повернуть назад стрелку часов и потягаться с бессмертными?

Так кто же тогда больший мерзавец, если не Рамон?

Спустя девять месяцев я снова оказался у границы с Мексикой. Часы уже тикали, запас на ошибку — нулевой. Был субботний вечер 25 февраля 2006 года, и у меня в распоряжении оставалось двадцать четыре часа, чтобы снова отыскать Кабальо.

Как только Кабальо получил ответ от Скотта Юрека, он начал организовывать материально-техническое снабжение по принципу спортивной трапеции. Он был ограничен крошечным «окном» возможных сроков, так как соревнования нельзя было проводить во время осенней уборки урожая, зимнего сезона дождей или обжигающей летней жары, когда многие тараумара мигрируют к более прохладным пещерам выше в каньонах. Надо было исключить также Рождество, Пасхальную неделю, праздник Гвадалупаны и по крайней мере с полдюжины традиционных свадеб…

В конце концов Кабальо решил, что может назначить гонку на воскресенье, 5 марта. А потом началась настоящая пахота: поскольку времени у него было вряд ли достаточно, чтобы мотаться без устали от деревни к деревне и объявлять об организации обеспечения гонки, он должен был точно рассчитать, в каком месте и в какое время бегунам-тараумара надо будет повстречаться с нами на прогулке к трассе забега. Если бы он ошибся в расчетах, все бы пропало; появление тараумара уже было под очень и очень большим вопросом, и если бы они добрались до места встречи, а нас бы там не оказалось, они бы развернулись и ушли.

Производя подсчеты, Кабальо постарался учесть все, что только можно, после чего пошел по каньонам, чтобы оповестить тараумара, о чем и сообщил мне несколькими неделями позже: