Клятва - Кимберли Дертинг

Он говорил, что я его интригую.

Но любопытство — не причина для непрактичных связей романтического толка. Любопытство слишком близко к причуде или забаве.

И все же мои губы горели.

Я потерлась о макушку Анджелины, надеясь стереть его прикосновение. Это было нечестно. Он мог выбрать любую другую девушку, и она с удовольствием поддалась бы его обаянию, даже зная, что такой союз может быть только временным.

Но заинтриговала его именно я.

Ксандр

Ксандр мерял шагами далекие темные коридоры, где мог побыть наедине со своими мыслями.

Он беспокоился, что слишком много раскрыл Чарли и о себе, и обо всех остальных. Но если б на этом все заканчивалось!

Скоро ему придется рассказать остальное, и он тревожился, что может потерять ее доверие.

Она будет сопротивляться — в этом он был почти уверен. А как иначе? Она была здравомыслящей, а ни один разумный человек не сможет просто принять то, что он знал.

— Ксан, группа вернулась. — Его размышления прервала Иден, и он увидел сопровождавшую ее темноволосую красотку, которую назначил ответственной за миссию.

Для революционеров Бруклин стала ценным приобретением: опытный шпион, она понимала, что внешний вид дает ей уникальную возможность развязывать мужчинам языки. Военные не могли устоять перед вниманием красивой девушки. И почти все недооценивали ее интеллект.

Ксандр не собирался ее недооценивать. Она была амбициозна и хитра — беспощадное сочетание, которое может оказаться полезным при умелом руководстве.

— Ну и? — спросил Ксандр, поскольку обе вооруженные женщины молчали. — Что с родителями Чарли?

Бруклин выступила вперед, крепко сжав полные губы. Она держала паузу, чтобы увеличить его нетерпение, и он подумал, не рассчитано ли это молчание, как и многое из того, что она делала, на больший эффект?

Но нетерпеливая Иден не любила намеренно нагнетать обстановку.

— Они опоздали, — сказала она Ксандру; плечи ее были расправлены, челюсть напряжена. — Родители уже ушли.

Завтрак был интересным. Столовой управляли совсем не так, как четко организованным рестораном моих родителей; скорее, она была похожа на суматошную закусочную. «Кухня» располагалась в тупике длинного коридора, а перед ней выстроились ряды разнообразных столов, стульев, ящиков и коробок, использовавшихся как места для еды. Несколько человек зачерпывали пищу из мисок прямо руками в рот, не заботясь ни о ложках, ни о хороших манерах. Другие сидели на земле или стояли вдоль периметра, найдя себе место в углу или у стены, предпочитая уединение и не желая тесниться с сидевшими за столами.

Вдоль одной из стен выстроилось восемь огромных чанов, в каждом из которых была горячая каша, приготовленная в виде тестообразной массы. Мужчины и женщины, работавшие на кухне, следили за раздачей порций, чтобы никто не получил больше, чем помещалось в миску.

Анджелина, Сидни и я молча ожидали своей очереди. Анджелина вертела головой, впитывая сцены и звуки. Стоявший за нами человек без умолку с ней болтал. Во рту у него не было ни единого зуба, и губы подворачивались внутрь, прикрывая голые десны. Он спрашивал Анджелину, сколько ей лет, где она живет, как зовут ее игрушку, выдавая вопросы без остановки и, казалось, не замечая, что ни на один из них она не ответила.

Когда подошла наша очередь, мы вежливо протянули свои миски, и крупная женщина в клетчатом переднике шлепнула в каждую из них полную поварешку каши. Попетляв между столами, мы, в конце концов, нашли три свободных места.

Водянистая каша ничем не пахла, у нее не было даже цвета, зато она брала консистенцией. Она была густой, плотной, и я наказала Анджелине съесть ее всю, хотя той не хотелось. Неизвестно, сколько еще мы здесь пробудем и когда сможем поесть в следующий раз.

Сейчас все казалось слишком неопределенным.

Я взглянула на Сидни, севшую напротив, и подумала, насколько она преобразилась всего за одну ночь. Прошлым вечером ее кожа была серой и нездоровой, охваченной бледностью, и казалось, Сидни ближе к смерти, чем к жизни. Я знала это, поскольку лежала, наблюдая за ее сном, с тревогой вслушиваясь в каждый вдох. Но этим утром, после беспокойной ночи, щеки ее вновь были розовыми, а глаза прояснились, несмотря на кровь, запекшуюся в волосах и на лице.

— Вчера, когда меня не было, к Сидни приходил врач? — тихим шепотом спросила я Анджелину.

Но та покачала головой и виновато уставилась в миску.

Я сжала под столом ее руку, заставив поднять глаза.

— Я же просила тебя не помогать, — сказала я, придвинувшись как можно ближе, чтобы Сидни нас не услышала. — Нельзя так просто исцелять людей. А если тебя кто-нибудь увидит? А если Сидни поймет, что ты сделала? — Я вздохнула, коснувшись ее лба своим и внезапно почувствовав усталость. — Ты должна быть осторожна, — повторила я слова отца, которые регулярно от него слышала. — Всегда и везде.

Сидни не знала, что причиной улучшения ее здоровья была Анджелина. Она игнорировала нас обеих, без особой уверенности пытаясь проглотить свой завтрак, и не скрывала отвращения к стоявшей перед ней еде.

— Каша довольно неплохая, — сказала я Анджелине, которая с ужасом наблюдала за Сидни. — Просто надо привыкнуть к текстуре. Давай попробуй.

Сидни сунула в рот плоскую самодельную вилку с очередной порцией каши. Она пыталась подбодрить Анджелину, улыбаясь и намекая, что каша не такая уж невкусная, однако даже для четырехлетки это выглядело неубедительно.

Губы Анджелины сжались еще сильнее.

Внезапно напротив нее села Бруклин и поставила на стол миску.

— Вот, — сказала она, вытащила из кармана небольшую бутылочку с сиропом и щедро плеснула его в миску Анджелины. — Так вкуснее. Не лучше, а просто вкуснее.

Сестра улыбнулась нашей старой подруге Брук, той, которую она с младенчества видела едва ли не каждый день. Бруклин улыбнулась ей в ответ. Прежняя Бруклин. Настоящая.

— Так что это за место? — спросила я Брук.

С тех пор, как Анджелина поела, ее настроение улучшилось, и теперь она шла, раскачивая мою руку. В этом не было ничего удивительного: сон и еда — универсальные лекарства для маленьких детей.

К сожалению, я относилась к другой категории.

— Для меня это что-то вроде второго дома, но для многих здесь единственный дом, — объяснила Бруклин, ведя нас по туннелям и показывая город.

Сидни решила вернуться в комнату и полежать, довольно фальшиво зевнув и пытаясь убедить нас, что устала. Вероятно, ей хотелось оказаться подальше от Бруклин, которая при любой возможности бросала на девушку-чиновницу недобрые взгляды.

— Большая часть этих коридоров не используется годами, а некоторые появились после того, как сюда начали перебираться изгои. Мы создали новые туннели, которые соединяют линии подземки с шахтами за Капитолием. Это как наш собственный город.