Армстронги. Загадка династии - Эндрю О'Коннор

Брайан кивнул.

– Хорошо, но что ты собираешься делать дальше – твой следующий шаг?

– Я хочу просмотреть все документы и все дневники за тот период, которые сохранились в Армстронг-хаусе, – ответила Кейт. – Посмотрим, не найду ли я там еще что-нибудь интересное. Когда обитатели дома эвакуировались во время Войны за независимость, все уезжали в большой спешке и здесь было брошено множество личных вещей.

– Однако ты все это уже смотрела, прежде чем начинать снимать фильм, – уже несколько раздраженно заметил Нико.

– Да, но я не искала ничего, что могло быть связано с мистификацией и обманом. Меня интересовали указания на то, какая жизнь здесь велась.

Брайан кивал, приканчивая свою лазанью.

– О’кей, мы пока снимем дом и общие планы. Но я не могу допустить, чтобы это вызвало какую-то итоговую задержку – время, отведенное на этот проект, ограничено, Кейт. Ты не должна забывать об этом.

– Я помню! – сказала она, счастливо улыбаясь. – Мы будем работать над этим днем и ночью, верно, Нико?

Нико бросил на жену недовольный взгляд.

21

Их карета ехала по плавному изгибу Риджент-стрит. Арабелла прижимала к груди своего ребенка. Чарльз сидел рядом. Они только что вернулись с континента и направлялись в фамильный дом Армстронгов в Лондоне. Арабелла смотрела на свое шестимесячное дитя и изумлялась, как быстро пролетели эти месяцы. Первые несколько недель после их отъезда в Лондон она была ошеломлена тем, как резко изменилась ее жизнь и как близка она была к полному краху. Но что поражало ее в не меньшей степени, так это Чарльз. Вся эта история, казалось, никак его не коснулась: происшедшие события, похоже, нисколько не расстроили, не смутили и не встревожили его. Вел он себя в своей обычной неунывающей манере, как будто вся эта ситуация была абсолютно нормальной. Его, видимо, нисколько не волновало, что Гаррисон в конце концов узнал всю правду или что об этом знали его родители. Складывалось впечатление, что у него стойкий иммунитет на такие вещи.

Однажды он приехал домой с шикарной норковой шубой для нее и радостно сообщил, что обещанные ее отцом средства, ее приданое, успешно переведены на его банковский счет.

– Это та самая сумма, которую ты заставил моего отца удвоить, – холодно заметила она.

– Да, и это был очень разумный ход с моей стороны, ты не находишь? Давай смотреть правде в лицо: все состояние твоих родителей перейдет к твоему старшему брату, поэтому было весьма мудро, когда я выторговал у них для тебя дополнительную долю, разве не так? – Он наклонился к ней и поцеловал, после чего в прекрасном настроении убыл в свой клуб, а она лишь страдальчески закатила глаза.

Когда ей подошло время рожать, они уехали во Францию, где сняли дом на юге, неподалеку от Канн. При родах присутствовала лишь одна акушерка, поскольку они не хотели, чтобы рождение их ребенка регистрировал доктор.

Арабелла родила девочку.

– Дочь! – разочарованно воскликнул Чарльз с потрясенным выражением на лице, беря младенца на руки. – Подумать только, столько суеты и нервов, и при этом даже не ради сына!

– Прости, что не оправдала твоих надежд! – саркастическим тоном отозвалась Арабелла.

– Как же мы ее назовем? – сказал он, с любопытством вглядываясь в маленькое личико.

– Пруденс, – ответила Арабелла.

– Пруденс? – удивился Чарльз. – Но, ради всего святого, почему Пруденс?

– Так звали мою любимую тетушку. И это имя вызывает у меня счастливые ассоциации.

– Я бы никогда и вообразить не мог, что моего ребенка будут звать Пруденс. И никогда не мог бы себе даже представить, чтобы мой отпрыск ассоциировался с благоразумием!

– Тем более имеет смысл назвать ее так. Я не хочу, чтобы она пошла по стопам отца. Хочу, чтобы она была осмотрительной, разумной и практичной и никогда не попадала в неприятности. Я надеюсь, что в жизни она действительно будет благоразумной.

Чарльз скорчил гримасу и вернул ребенка на руки Арабелле.

Они еще несколько месяцев пожили во Франции, а Маргарет тем временем зарегистрировала рождение Пруденс с двухмесячным опозданием в муниципалитете одного маленького провинциального городка, где местный чиновник не задавал никаких лишних вопросов. Вооружившись свидетельством о рождении своей маленькой дочери, они вскоре вернулись в Лондон.

Доехав до Риджент-парка, карета свернула на частную аллею на Хановер-Тэррас. Сама Хановер-Тэррас представляла собой длинный ряд пятиэтажных городских домов ленточной застройки, выходивших окнами в парк на другой стороне улицы. Лоренс приобрел самый крайний из них, который был одновременно и самым впечатляющим на всей улице. Чарльз первым вышел из экипажа и, протянув руки, взял у Арабеллы Пруденс.

Сойдя на тротуар, Арабелла подняла глаза на дом, который должен был стать их жилищем на обозримое будущее.

В их стоявшем с краю доме пролет широких ступенек вел на террасу с тремя арками вдоль нее. Над нею располагался балкон с колоннами, доходившими до четвертого и пятого этажей, а на самом верху здания красовался треугольный фронтон в греческом стиле с украшавшими его статуями.

Чарльз с Арабеллой прошли к парадному входу, располагавшемуся сбоку, и громко постучали в дверь.

Им открыл дворецкий, пригласивший их входить.

Маргарет раньше никогда по-настоящему не вмешивалась в первоначальную отделку интерьера этого особняка под античность, и, войдя внутрь, Арабелла была шокирована. Внутри все было обновлено. Холл разделял первый этаж на две половины. Слева находился кабинет и лестница, которая вела наверх, а также вниз – к кухне и помещениям для слуг. На противоположной стороне холла двойные двери вели в столовую, выходившую французскими окнами на террасу фасада. Арабелла оглядывалась по сторонам и не находила спокойной элегантности, которая присутствовала здесь до их отъезда во Францию. Ее теперь заменяли новые сияющие полировкой полы с паркетом из орехового дерева, каменная лестница с чугунными перилами и люстры из венецианского хрусталя.

– Чарльз? – окликнула она его, когда он с улыбкой открыл перед ней двери в столовую. Здесь тоже все было переделано и теперь демонстрировало кричаще броское богатство – белый ковер с длинным ворсом на полу, новый греческий мраморный камин и гигантский дубовый стол, обставленный витиеватыми резными стульями с изогнутыми спинками.

– Как тебе? – с гордостью спросил Чарльз.

– Но кто все это сделал? – озабоченно поинтересовалась она.

– Я, разумеется!

– А твои родители знают об этом?

– Нет.

– Но ведь это же их дом, Чарльз!

– А однажды он станет моим, так почему бы не инвестировать в него сейчас, когда нам с тобой придется в нем некоторое время пожить? – сказал он, уводя ее из столовой на второй этаж, большая часть которого была занята гостиной в форме латинской буквы «L». Войдя туда, Арабелла изумилась полированному ореховому паркету, золоченым зеркалам, экстравагантным шторам на двух французских окнах, выходивших на балкон передней части дома, откуда открывался великолепный вид на Риджент-парк.