Измена генсека. Бегство из Европы - Анатолий Уткин

* * *

Буш был в Киеве очень тепло принят — отражение нового самовосприятия республики — как суверенной и при этом ожидающей поддержки и финансовой помощи Соединенных Штатов. Буш и его окружение уже имели возможность встречаться с украинскими националистами. Тех возмущал определенный артикль при названии страны: the Ukraine. Это им напоминало колониальные названия — the Gambia, the Lebanon. Выведенный из себя Скаукрофт спросил ревнителей словесной чистоты, а как относительно the Netherlands? В конце концов, как тогда трактовать the United States? Те же муки владели иррациональными националистами при определении прибыть на Украину. Они считали, что так могут говорить лишь москали. А как насчет шевченковского «…поховайте на Вкраини милой»?

После посадки кортеж с Бушем проехал из аэропорта Борисполь в центр Киева. На всем пути киевляне стояли плотной толпой и с цветами. Буш вспоминал места, где он проводил избирательную кампанию — Питтсбург, Кливленд, Детройт, Чикаго — где жило много украинских эмигрантов. Как и боялся Горбачев, в Киеве был ощутим контраст с Москвой, где публика уже привыкла к высоким лицам, и где зарубежные радетели перестройки уже не вызывали оваций. Выпустивший демона национализма из сосуда народной мудрости, Горбачев мог полюбоваться делом рук своих на многочисленных плакатах украинского национализма: «Если быть частью империи так хорошо, то почему Америка покинула империю?», «У Москвы 15 колоний» и т. п.

В центре Киева президент Буш встретил председателя украинского парламента Леонида Кравчука, вступившего на националистическую стезю, когда наступил подходящий момент. Кравчук жаловался, что треть урожая плодородной Украины не доходит до украинского потребителя. К Янаеву украинское начальство относилось (по американской оценке) как к «председателю всесоюзной ассоциации прокаженных». На обеде рабочими языками были английский и украинский. На Янаева было больно смотреть.

Общая картина не требовала дополнительных разъяснений. Президент Буш видел, в каком критическом состоянии находится «его друг Михаил», и он приказал своим «тайным писателям» внести в текст своей киевской речи обороты, которые порадовали бы Горбачева. Ключевыми были следующие произнесенные Бушем слова: «Свобода это совсем не то же самое, что независимость… Американцы не поддержат тех, кто желает независимости для того, чтобы заменить далекую тиранию местным деспотизмом…Те, кто исповедует самоубийственный национализм, основанный на этнической ненависти, не получит поддержки Америки». Буш восхвалил Горбачева и призвал подписать договор 9+1.[127]Многие в зале были шокированы словами американского президента. Это было совсем не то, чего они ожидали.

Напомним, что американская дипломатия (и разведка) уже три года находилась в тесном контакте с украинским движением «Рух» — поддержку которой стимулировал сам Горбачев. «Лидеры «Руха» получали приглашение посетить Соединенные Штаты чаще чем любая другая украинская организация, хотя «Рух» получил менее четверти голосов во время выборов на Украине. Поездка президента Буша в Киев венчала эти американские усилия.

С другой стороны, если бы Горбачев оставил в 1980-е годы «Рух» один на один с Компартией Украины, от «Руха» мало что осталось бы. Тогдашний глава украинской компартии Щербицкий выступал категорически против националистов. Но благодарности за это от Горбачева он, естественно, и не дождался — более того: его, как консерватора, вывели из центрального Политбюро. Заменивший его Кравчук еще покажет свое истинное лицо.

Что же касается визита президента Буша, то, как пишет спустя некоторое время, американский историк Раймонд Гартхоф, «в ретроспективе ясно, что для Буша было бы лучше не ездить на Украину».[128]Впервые с начала семнадцатого века глава великой державы навещал Украину, относясь к ее руководителям как к независимым правителям и обращаясь к присутствующим на украинском языке. Буш настаивал, чтобы все руководители крупных фракций присутствовали на его выступлении. Мэтлока обеспокоил союз номенклатуры с националистами. Такой союз мог «дать независимость и государственность быстрее, но в результате появится страна без внутренней связанности, что поставит под удар и единство большого союза».[129]

Из Киева Буш вылетел прямо в штат Мэн, где намеревался провести месяц. В представляемых ему ежедневно «Обзорах положения в СССР» за 17 августа было выделено мнение Александра Яковлева о «влиятельной группе сталинистов», готовой взять в свои руки власть. Обзор завершался так: «Существует растущая опасность того, что традиционалисты пожелают спровоцировать ситуацию, которая оправдает использование силы для восстановления порядка».[130]

Ослабление власти Горбачева становилось все более ощутимым. На относительно небольшой завтрак в Кремле наряду с Бушем Горбачев пригласил Ельцина, Назарбаева, Павлова, Бессмертных, Моисеева. Черняева и Болдина.

Советский президент надеялся, что это удовлетворит желание Буша увидеть Ельцина. В последний момент Ельцин, однако, отклонил приглашение Горбачева, заметив при этом, что предпочел бы принять Буша у себя. Инаугурация Ельцина прошла всего несколько недель назад. Теперь Ельцин занимал те помещения в Кремле, которые были горбачевскими в бытности того Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Именно здесь — а не в российском Белом доме — был принят президент Буш после указанного завтрака.

Американская дипломатия, которую в данном случае олицетворял Джордж Буш, уже начинала искать путь сближения с Ельциным, обещавшим значительно больше, чем слабеющий Горбачев: полный развал страны, оставлявший Соединенные Штаты единственной сверхдержавой мира.

Президент Буш встретился с Ельциным в его кремлевском кабинете во второй половине дня первого дня своего визита в Москву в 1991 году. То был огромный по значимости шаг — советские союзные республики Америка начала воспринимать как суверенные от Союзного Центра.

Горбачев был вынужден делать хорошую мину при плохой игре, а Ельцин, внутренне ликуя, спинным хребтом понимал, что он становится все более интересен для американцев. Мэтлок — то есть госдепартамент — и ЦРУ (уже более года) именно в этом духе настраивали Буша, хотя тот все еще клялся Горбачеву в вечной благодарности за почти демонстративный снос советского могущества.

Президент Буш открыто объявил, что все его «большие дела» с президентом Советского Союза отныне не закрывают дороги контактам с президентами отдельных республик. Буш только не сделал последнего шага (на который его усиленно толкал Борис Ельцин) — не прировнял по важности союзного президента с региональными президентами. Когда Борис Ельцин призвал Джорджа Буша к формированию непосредственных двусторонних связей с пятнадцатью советскими республиками, Буш призвал «подождать» подписания Союзного договора — тогда еще не зафиксированного на бумаге.