Свой, чужой, родной - Татьяна Полякова

— Идиотизм, — простонал Глазков.

— Похвальное стремление к истине, — возразила Людка.

Я мыла посуду, когда позвонил Валька.

— Время обычное? — спросил весело.

При звуках его голоса сердце екнуло, и тут же пришло раздражение. Стало ясно, встречаться с ним я не хочу. Лучше все прекратить сейчас, пока еще можно сделать это относительно безболезненно. Но вместо твердого «нет» я принялась мямлить:

— Сегодня я, пожалуй, дома останусь.

— Что так?

— Неважно себя чувствую. Боюсь, простуду подхватила.

— Жаль, — помедлив, сказал он.

— Мне тоже.

— Тогда до завтра?

Я поспешила с ним проститься и тяжело вздохнула. Лишила себя пробежки, а проблему так и не решила. Самое скверное — теперь очень хотелось его увидеть. Переодеться в спортивный костюм и броситься в парк?

— Нежелание замечать очевидное приводит к плачевным результатам, — глубокомысленно изрекла я. — Сначала парню все прощают, потом вопят, где были мои глаза и мозги в придачу. Не будем пополнять ряды доверчивых дур.

Но Валька, как назло, маячил перед внутренним взором. И его облик совсем не ассоциировался с коварным обманщиком. «Однако с девицей я его все-таки видела», — напомнила себе я. И, судя по всему, у них прекрасные отношения. Правда, неизвестно какие. Может, действительно в парк рвануть? После моих слов о болезни это будет совсем уж глупо…

Примерно через час в моей квартире появился Глазков.

— Ты что, сегодня не побежишь? — спросил он с намеком на удивление.

— Работы много, — буркнула я.

— Ну да… Если весь день посвятить всякой хрени…

— Отвали.

— Поссорилась со своим Валькой? Чем не угодил?

— Чего тебе надо? — разворачиваясь к нему, спросила я, не скрывая раздражения.

— Точно, поссорились. Помни, страдать довольно глупо, когда у тебя под боком такое сокровище.

— Ты кого имеешь в виду? Ладно, топай отсюда, ты мне мешаешь.

— Значит, поговорить по душам не хочешь?

— Не о чем. К тому же ты бездушный тип.

— Это потому, что отказался к Мелентьевой идти?

— В комплексе. Отвали Христа ради, мне надо сосредоточиться.

Глазков ушел, а я просидела за компьютером до половины третьего. Польза от этого, безусловно, была, но образ Вальки по-прежнему маячил на горизонте, вводя меня в смущение.

Утром меня разбудили соседи, затеяв перепалку у Людкиной двери. Суть взаимных претензий я не уловила, но вскоре стало ясно, что больше не усну, и я подумала: раз уж я вчера осталась без обязательной пробежки, ничего не мешает отправиться в парк сейчас.

Я надевала спортивный костюм, когда позвонил Валька.

— Как себя чувствуешь?

— Немного лучше, — ответила я.

— Больную навестить можно?

— Лучше не надо, — я тут же досадливо скривилась, но продолжила: — Боюсь тебя заразить.

— Понятно, — судя по голосу, он сомневался, что дело в этом. — Что ж, позвони, когда пойдешь на поправку.

— Черт! — зашипела я, отбросив мобильный, и повторила в досаде: — Черт, черт! Определись, в конце концов! Либо забудь про девицу, либо про Вальку.

Я плюхнулась на диван и немного посидела, разглядывая стену напротив. В конце концов я отправилась в парк, но пробежка, против обыкновения, радости не принесла. Мысли упорно вертелись вокруг Вальки, и я чувствовала себя идиоткой.

Вернувшись домой, приняла душ, тут и стало ясно: стены давят, и оставаться в квартире выше моих сил. Я подумала: а не навестить ли Шмакова, человека, на чье имя была выдана доверенность? Однако здравый смысл победил — соваться к нему одной не стоило, тем более что я была абсолютно уверена: он мошенник. Если не хуже. Но на подвиги упорно тянуло. И я решила взглянуть на бывший ночной клуб «Южный Крест», видимо, в ожидании внезапного озарения.

Он находился в самом центре, где-то между Вознесенской церковью и торговыми рядами. Оказалось, что фасад особняка XIX века, в котором размещался клуб, обращен в Костриков переулок. Еще издали я заметила: торец здания затянут сеткой, а, подойдя ближе, поняла: после пожара особняк реставрировать не пытались: окна закрыты деревянными щитами. Должно быть, здание принадлежало Кресту, а так как хозяин исчез практически сразу после пожара, городским властям оставалось одно: смириться с тем, что особняк год от года ветшает, вместо того чтобы стать украшением старого города.

Поглазев на затянутый сеткой фасад, я решила заглянуть во двор. Этому воспрепятствовал забор, который, вне всякого сомнения, появился здесь после пожара и не на длительное время, хоть оно и успело растянуться на шесть лет. В одном месте лист железа был оторван, чем я и не преминула воспользоваться — быстро огляделась и шмыгнула в дыру.

Двор вымощен плиткой, в центре — фонтан, два ангелочка с озорством поглядывали на полуголую дамочку, которая то ли дремала, то ли просто пребывала в томлении. Слева — подъездная дорожка, ведущая, судя по всему, к кухне. Дорогу от остального двора отделяла изгородь, увитая розами. За шесть лет розы лишь разрослись и теперь радовали глаз буйным цветением. Двустворчатые двери заколочены, как и окна. Попасть в здание невозможно, с прискорбием поняла я, хотя совершенно непонятно, что мне там делать.

Тут мое внимание привлекли ступени, ведущие в подвал. Здесь тоже была дверь, чуть приоткрытая. В стороне валялся кем-то сбитый навесной замок. Как видно, не только меня мучило любопытство. Я спустилась и потянула дверь на себя. С некоторым трудом она открылась.

Я осторожно заглянула в подвал. Здесь было темно, и входить мне совершенно не хотелось. В таких подвалах обитают крысы, а я их терпеть не могу.

Глаза привыкли к темноте, и я стала различать предметы. Передо мной, вне всякого сомнения, была кухня. Холодильники и прочее оборудование вывезли, но длинные металлические столы и печь в углу остались. Осмелев, я шагнула в подвал и вскоре нашла дверь, за которой была лестница на первый этаж. К моему удивлению, дверь легко открылась. Кто-то явно заглядывал сюда совсем недавно.

В зале ресторана оказалось светло, я подняла голову и изумленно ахнула: в крыше было устроено сводчатое окно, по сути, стеклянный купол бледно-голубого цвета, сквозь который проглядывало голубое небо. На куполе серебряными звездами был выложен Южный Крест в окружении других созвездий. С минуту я стояла, задрав голову, и беспричинно улыбалась. Потом начала оглядываться.

Зал был пуст, может, оттого и казался огромным. Глянцевый пол с выложенной в центре розой ветров покрыт слоем пыли. На стенах сохранились росписи: фрегат под белыми парусами, волны, уходящие за горизонт, кромка земли вдали и маяк. Саша Крест был романтиком и грезил о дальних странствиях, хотя, возможно, это идея дизайнера и Саша здесь ни при чем.