Девушка, не умеющая ненавидеть - Анна Данилова

– Зачем Нина, если это она, взяла себе имя «Маша»? – спросил Дворкин. – И вообще мы пока не знаем точно, действительно ли это одно и то же лицо. Мы всего лишь предполагаем, так?

Я смотрел на своих друзей и спрашивал себя, возможно ли, чтобы короткая и, как мне казалось, ни к чему не обязывающая интрижка с соседкой обернулась для меня тоской и одиночеством, а для женщины, которую я люблю, – смертельной опасностью?! Я слушал доводы частного детектива и адвоката, людей неглупых и преданных мне, и понимал, что все это мне не снится, и что скорее всего Нина и Маша – на самом деле одна и та же женщина. И надо же было такому случиться, что судьба наизатейливейшим образом подсунула мне альбом с семейными фотографиями Синельниковых… среди них затесалась одна-единственная, которая примагнитила мое внимание настолько, что в дальнейшем решила мое будущее. Интуиция подсказывала мне, что роковое стечение обстоятельств просто не могло быть связано с женщиной по имени Нина – уж слишком много черных туманов клубилось вокруг этой особы, начиная с опознания ее тела родной матерью, последующим воскрешением и заканчивая чудовищным по своему цинизму уголовным делом, лихо состряпанным ею в отношении своей сестры-соперницы.

Дмитрий достал свой ноутбук и провалился в Интернет, намереваясь найти черный дымный, пахнущий серой след этой особы в социальных сетях.

– Мне лично одно ясно, – говорил он, – что если эта Нина имя свое изменила и фамилию, то мы искать должны не Нину Осипову, какой она была от рождения, а Марию Петровну Иванову, по какой-то причине не пожелавшую фамилию мужа – Синельников!

– Кстати, – заметил Борис, – у Тамары отчество Александровна, а у ее сестры, получается, Петровна. Может, это все-таки не Нина?

– Нина, – решил я. – Больше некому. Тот факт, что она долгое время считалась мертвой, предполагает самые разные варианты ее биографии, где криминальная составляющая не исключается. Думаю, она поменяла имя и фамилию не случайно, была причина. Возможно, ее разыскивают за какие-то преступления.

– Совсем не обязательно, – сказал Дворкин, – ее желание изменить имя может быть продиктовано простой попыткой изменить судьбу, начать, так сказать, все с чистого листа. Хотя, соглашусь, фамилия «Иванова» наводит на мысль, что она действительно хотела как бы затеряться, раствориться в толпе… Вы понимаете, о чем я, да? Ну, что у вас там, Дмитрий?

– Ивановых – миллионы, – Дмитрий шумно, со стоном выдохнул и захлопнул ноутбук. – Мы можем поступить по-другому. Осипова Людмила Васильевна, мать Тамары и предположительно этой самой Ивановой. Что, если спросить у нее?

– У Людмилы Васильевны? У мамаши, что опознала в чужом трупе тело своей родной дочери?

– Всякое бывает…

– Ты предлагаешь вернуться в Холодные Ключи? – спросил я.

– Нет, конечно. Но у нас есть номер телефона Людмилы Васильевны. Ее муж – преуспевающий, модный художник, современный человек, наверняка пользуется скайпом. Гриша, у тебя есть фотография Маши?

– Где-то есть…

– Ты что, фотографировал свою соседку? – хохотнул Дворкин, ухмыляясь. – И как часто? И в каком виде?

– Да нет, просто у меня в Инстаграме полно семейных снимков, когда мы были у Синельниковых на шашлыках, на праздниках или они – у нас… Старые снимки. Больше того, мне помогала их туда загружать сама Маша. Она и рассказала мне об этом Инстаграме, забила его от души своими фотографиями…

– А… понятно. Влюбленная женщина надеялась, что ты на ночь глядя будешь любоваться ее фотографиями… – улыбнулся Дворкин. – Что ж, давай открывай свой Инстаграм! Полюбуемся этой роковой женщиной!

Могу представить себе, что подумала обо мне Тома. Что я психически нездорова. Что лунатик. И это в лучшем случае. Уверена, что милая Тамарочка никогда не слышала о Рональде Хаббарде и его дианетике, что, безусловно, нисколько не умаляет степень ее развития как личности. Я же вижу, чувствую, что она умна, образованна, начитанна, что она большая умница и, самое главное, добрейшей души человечек. Конечно, Тамара понятия не имеет о моих «энграммах», отпечатках болезненных моментов моего прошлого на моих многострадальных извилинах. Мой мозг буквально прошит воспоминаниями, и я избавлюсь от них, по моему глубокому убеждению (и в силу разочарования в этой самой дианетике), лишь тогда, когда моя голова сгорит дотла в раскаленной печи крематория. Или же в моей жизни произойдет нечто, что вытравит старые воспоминания и избавит меня от кошмаров. И это «нечто» давно уже срежиссировано мною, придумано в течение моих долгих бессонных ночей, и только мне известно, какую роль в этом спектакле может сыграть Тамара…

Если бы мне когда-нибудь сказали, что в самую трудную минуту своей жизни мне подставит свое хрупкое плечо незнакомая, в сущности, женщина, я вряд ли бы поверила. Во-первых, я никогда не верила в женскую дружбу, во-вторых, я слишком преувеличивала роль мужчины в жизни женщины. Мне всегда казалось, что мужчины для того и созданы, чтобы защищать нас, женщин, любить, оберегать, облегчать нам жизнь. И хотя с каждым витком моей личной истории взаимоотношений с противоположным полом я всякий раз убеждалась в обратном, надежда возрождалась с появлением в моей жизни очередного мужчины. И так было всегда. Каждый раз эмоциональная зависимость от мужчины оказывалась сильнее рассудка, опыт всякий раз работал против меня. И я никогда не могла объяснить себе этот феномен.

Разговаривая на эту тему с Тамарой, которая всю ночь пыталась отвлечь меня от моих кошмаров (о сущности которых она, конечно же, и не подозревала), я искренне делилась с ней своими любовными историями, рассказывая в красках о своих взаимоотношениях с моими бывшими возлюбленными – подлецами, сутенерами, альфонсами, просто бабниками. Главным их оружием были смазливая внешность и озвучивание всех тех пропитанных сахаром любви слов, которые мне было приятно услышать. Обещания, клятвы, комплименты, признания в любви, мечты о совместной жизни и снова обещания, обещания и все это – разновидности обмана, в который мы, женщины, не хотим верить, даже когда истина лежит на поверхности.

– Ну, а сейчас у тебя кто-нибудь есть? – осторожно спросила Тома, заглядывая в мои глаза. Огонь в камине отбрасывал оранжевые блики на стены комнаты, плясал, отражаясь на стекле окон, розовым заревом освещал потолок. Вино рубином горело в бокалах. Была глубокая ночь, сон отступил, давая возможность двум разочарованным и одиноким молодым женщинам выговориться, напитаться опытом друг друга в надежде обрести душевный покой и привести в порядок свои мысли и чувства.

– Нет, – сказала я чистую правду. – Думаю, что никогда уже и не будет. Я приняла для себя решение никогда больше не впускать в свою жизнь мужчину. Каким бы идеальным он мне ни показался. Все они – оборотни. По сути – вампиры. Они пьют кровь моих надежд, кровь моей любви, они питаются моими слабостями и добротой, используют меня беззастенчиво и даже грубо, а я этого долгое время не замечаю. Они околдовывают меня, парализуют мою волю, лишают рассудка. А я не хочу больше боли.