Собаки и мы. Записки дрессировщика - Иван Затевахин

В общем, мой пессимистический прогноз лишь в одном оказался верным: Роки не забыл нашего поединка и ненавидел меня всю свою жизнь. А умер он в глубокой, по собачьим меркам, старости, в возрасте пятнадцати лет, и до последних дней жизни был лучшей караульной собакой, которую я когда-либо встречал.

В своем рассказе о Великом Стороже Роки я упустил один важнейший момент, который неизбежно наступает, когда дрессировщику необходимо первый раз снять с укрощаемой собаки намордник. С Роки это произошло как бы само собой – ведь на момент описываемых событий он был еще щенком, хоть и с очень сильным характером, с которого намордник то снимали, то надевали обратно несколько раз в день домочадцы – люди, которых он хотел подчинить себе, но все же, в его понимании, люди его «семьи». А как быть в иных, запущенных, случаях, да еще когда дрессировщик имеет дело с чужой собакой?

Задолго до того, как Роки появился на свет, в самом начале моей карьеры, был случай, который является классическим примером решения такой проблемы. Как-то раз в моем доме раздался звонок пропагандиста гуманных методов дрессировки, коим в то время активно позиционировал себя, как вы догадались, все тот же Валерий Варлаков.

– А не хочешь ли ты помочь мне в укрощении одного пса? – спросил он меня.

– Конечно, – сразу ответил я. – Что за собака?

– Тут интересная история случилась, – ответил он. – Мне позвонили циркачи – есть такая организация «Цирк на сцене», они на эстраде выступают. Эти выступают с собачками. Просят помочь.

– Тебя? Циркачи? – удивился я.

– А кого еще? – в свою очередь удивился Валерий Степанович. – У них с дрессировкой не очень. Они с собаками особо не возятся. Получается трюк – ставят в номер. Не получается – продают. Вот купили сенбернара для номера, а он их есть пытается.

– Сенбернара? А его почему не продают? – спросил я.

– Говорят, жалко. И потом им позарез нужна крупная собака в номер, – ответил Варлаков и далее рассказал удивительную историю.

Из нее следовало, что у циркачей погибла от какой-то болезни большая собака, то ли дог, то ли еще кто-то, функция которого во время исполнения номера сводилась к следующему: пес в идиотском клоунском колпаке выходил на сцену и раскатывал ковровую дорожку, по которой выбегали остальные собачки – главным образом пудели разнообразных размеров. Затем он должен был чинно сидеть, не реагируя на резвящуюся вокруг пуделинную мелочь. Или смирно стоять, пока эта мелочь будет прыгать через его спину.

Поиски подходящего пса привели циркачей на Птичий рынок, тогда еще не ставший жертвой строительной агрессии чиновников и располагавшийся в районе Нижегородской улицы. Там они заприметили крупного пса, спокойно сидевшего на поводке возле какого-то мужика. Мужик поведал им грустную историю о том, что родословную на эту собаку у него украли, а сам он вынужден расстаться с другом, поскольку уезжает в длительную командировку. Пса зовут Мартином, поведал мужик, и отдаст он его, ну, рублей, скажем, за 40 (примерно треть тогдашней зарплаты молодого инженера). Циркачи согласились, хотя в их кругах в те времена за пятьдесят рублей можно было купить львенка. Но, перефразируя классика, сенбернар им был нужен сегодня – хоть и по сорок, а львенок не нужен был даже вчера – за пятьдесят.

Заплатив нужную сумму, они погрузили собаку в цирковой микроавтобус и привезли к себе на базу, которая на время их гастролей располагалась на территории ВДНХ. Там они покормили пса, погуляли немного и привязали его в комнате к ручке двери. Каково же было их удивление, когда утром он встретил первого из приблизившихся свирепым рыком.

Методом проб и ошибок циркачи выяснили, что более или менее благосклонно Мартин реагировал на одного из них, назовем его Андреем. Андрей, собственно, и был тем человеком, которому вручил на «Птичке» поводок с Мартином продававший его мужичонка. Видимо, этот факт впечатлил Мартина, который решил, что теперь им командовать будет тот, кому передал поводок прежний хозяин.

Итак, наутро Андрей кое-как отвязал собаку и смог погулять, однако напряженность в отношениях с Мартином не проходила.

Циркачи стали искать выход из положения. Использовать методы, которые применяли для укрощения крупных хищников их отдельные коллеги по цеху, наши герои не хотели. Они искали человека, который бы помог им это сделать более или менее бескровно. Через знакомых они вышли на Валерия Варлакова, который в те времена был безусловным лидером в этом виде дрессировки, декларировавшим к тому же, что его методы наиболее гуманны – что, в общем-то, соответствовало истине.

Ну что же, так или иначе, а нам надо было ехать на рекогносцировку. В голове Варлакова к тому времени уже, видимо, созрел некий план, который он мне пока сообщать не торопился.

Прибыв в резиденцию циркачей и оглядев будущий театр военных действий, мы с удивлением обнаружили, что к довольно хилой дверной ручке привязан крупный, атлетического сложения представитель породы московская сторожевая, напоминающий сенбернара разве что окрасом и некупированными ушами. «Москвич» скосил на нас глаза и приветствовал свирепым рыком, переходящим в низкочастотный клекот.

– Да, – сказал Варлаков, со значением улыбнувшись, – интересный у вас сенбернар.

– Сразу видно, настоящий горный спасатель, – добавил я.

Циркачи насторожились.

– А где тут у вас можно чайку попить? – изобразив обаятельную улыбку, произнес Варлаков и по-доброму прищурился.

– Вот пройдите туда, – гостеприимным жестом указала хозяйка. Маршрут, который она указала, пролегал в опасной близости от привязанного Мартина.

– А дверку нельзя прикрыть? – вежливо поинтересовался Валера, заметивший, что дверь, к которой был привязан «лжесенбернар», имела вторую створку.

– Да-да, сейчас, – сказал Андрей и прикрыл створку. Мы бочком протиснулись на кухню под аккомпанемент свирепого лая Мартина.

– Да-а-а, – повторно протянул Варлаков, – случай у вас не простой, и не сенбернар это, а настоящий, рабочий «москвич». Но! Будем лечить! – и пустился, используя красочные примеры из своего богатого опыта, в пространные объяснения того, почему случай не простой и почему нельзя его решать, что называется, в лоб.

– Да мы и не хотим так, как вы говорите, мы любим собак, – заахали циркачи.

– Вот именно, – многозначительно произнес Варлаков и перешел, прихлебывая чай с лимоном, к объяснению циркачам основ теории функциональных систем академика Анохина, вооружившись которой, он будет «лечить» Мартина. Постепенно разговор перешел в практическую плоскость – во что обойдутся циркачам услуги мэтра с ассистентом (мной то есть) – кандидатом биологических наук, к слову.