Второй пояс. Откровения советника - Анатолий Воронин

После недолгих препирательств и взаимных переругиваний Гульдуст проявил «снисхождение», и дал команду предоставить мне бээрдээмку дежурной части. Кроме ее экипажа, со мной поехал советник джинаи (уголовного розыска) Гена Стрепков.

Выехав за город, мы проследовали по дороге, ведущей в уездный центр Кукимати Аргандаб. После того как миновали сосновую рощу на северной окраине Кандагара, свернули с дороги вправо и дальше заколесили по разбитой грунтовке. Минут через пятнадцать-двадцать подъехали к штабу операции, расположившемуся лагерем у подножья горы, одиноко возвышавшейся над безжизненной полупустыней.

При въезде на территорию штаба, поперек пыльной дороги, стоял импровизированный шлагбаум, состоящий из вкопанных в землю двух рогатин и лежащей на них здоровенной оглобли, к которой с одной стороны был привязан танковый каток, а с другой – длинная веревка. Я едва не рассмеялся из-за прикольности увиденного – посреди степи стоят ворота, а забора нет вообще. Вместо него по всему периметру лагеря с интервалом в полметра очень аккуратно были разложены камни, побеленные известью. Такими же камнями были обозначены дорожки на территории самого лагеря.

Часовой, а им оказался солдат-первогодок, скорее всего, узбек, от длительного стояния под солнцем в каске и бронежилете, видимо, перегрелся до такой степени, что очень долго не мог сообразить, как ему поступить с незнакомыми людьми, рвущимися на территорию штаба. Только после того как Гена Стрепков выдал очень сложную тираду с упоминанием мамы часового до того наконец дошло, что перед ним стоят советские офицеры, и он вызвал начальника караула.

Подошедший прапорщик оказался намного сообразительней своего подчиненного и без особых проблем пустил нас на территорию штаба. Территориальную границу пересекали под оглоблей, которую солдат поднял перед нами с чувством исполненного долга. Царандоевскую бэрдээмку за шлагбаум не пустили, указав ее водителю место стоянки на специально обозначенной площадке перед шлагбаумом.

Генеральский «кунг» стоял в тени маскировочной сети, натянутой над основательно осыпавшимся капониром. Самого генерала в «кунге» не было. Непродолжительные поиски привели нас в офицерскую столовую, размещавшуюся в большой палатке, где Пищев обедал в кругу старших офицеров. По реакции со стороны господ полковников мы поняли, что особой радости от появления непрошеных гостей они не испытали. В этой ситуации самым демократичным оказался сам генерал. Он предложил нам присесть и отведать армейского борща из концентратов. Но мы ограничились чаем, заваренным на верблюжьей колючке.

Пока чаевничали, я в общих чертах обрисовал Пищеву цель нашего визита. Поняв, о чем идет речь, генерал в ускоренном темпе завершил трапезу и предложил нам пройтись до штабного «кунга». С собой он прихватил еще несколько офицеров. Спустя несколько минут доставленные нами сведения нашли свое отражение на штабной карте. Сверив еще раз мои черновые записи с отметками на карте, Пищев связался с кем-то по телефону и отдал распоряжение нанести по кишлаку БШУ, с последующей контрольной проверкой силами десантников.

Генерал лично проводил нас до бээрдээмки. И уже когда мы влезали на борт бронемашины, как бы невзначай спросил:

– А по какой дороге вы сюда приехали?

– По этой. – Я рукой показал в сторону дороги, по которой час тому назад мы приехали в штаб.

По тому, как генерал начал меняться в лице, я понял, что сказал что-то не то или не так.

– А что? Чего-нибудь случилось? – почти машинально спросил я.

– Ну, предположим, что пока что еще ничего не случилось, – задумчиво произнес генерал. – Вы, когда ехали сюда, видели два сгоревших БТРа?

– Конечно, видели. Нам из-за них пришлось выбираться из наезженного пыльного корыта дороги на целину, и БРДМка едва не застряла в песке.

– Ну вы даете, мужики! Так вы ж все в рубашках родились! Эти броники подорвались буквально два дня тому назад. Погибли шесть десантников из второго ДШБ, и еще почти столько же сейчас лежат в госпитале. На той дороге, по которой вы ехали, «итальянок» больше, чем блох на шелудивой собаке, и их никто даже не пытается извлекать оттуда. Саперы пытались их снять, да сами едва не погибли. Так что по этой дороге уже третий день никто не ездит.

Пришло время нам удивляться.

Гена Стрепков сразу вспомнил о двух больших кочках, на которые наскакивала бээрдээмка, пока мы ехали по пыльной грунтовке в штаб. Удары о них он почувствовал своей задницей, но не придал этому особого значения, посчитав, что под слоем пыли лежали такие же камни, каковых в избытке было в этой полупустынной местности.

Назад пришлось возвращаться по другой дороге, ведущей в противоположную от штаба сторону. Для меня и Гены Стрепкова это было даже лучше, поскольку новый маршрут проходил мимо «Компайна». А для экипажа бронемашины это был лишний крюк, километров этак с десять. Но они особо не переживали. Мы им так доходчиво расписали то, о чем нам рассказал Пищев, что они готовы были ехать хоть за сто верст, лишь бы не возвращаться назад по «дороге смерти».

В этот день сделал для себя весьма оригинальный вывод: вырывая из корявых рук старухи смерти чью-то жизнь, не забывай, что вместо спасенного тобой человека сам можешь стать ее очередной жертвой. А вообще-то получилась очень интересная ситуация. Спасая Пищева с его штабом, я и не думал, что он тоже в этот день фактически спасет нас. А как же иначе. Не пойди он нас провожать, еще неизвестно, как бы развились дальнейшие события. Как в той притче из сказки: «Делай добро, и оно тебе добром вернется»…

* * *

Импровизированное совещание на КП было в самом разгаре, когда к скале подошла колонна царандоевских автомашин с солдатами на борту. Впереди колонны ехал бронетранспортер, на котором восседал Мир Акай с командиром опербата Алимом. На этот раз «Эверест» пришлось покорять Мир Акаю и Алиму, в чем им можно было только посочувствовать.

Пока Пищев по карте ставил задачу для царандоевских подразделений, я между делом наблюдал за тем, что происходит в «зеленке». Хорошо были видны пуски ракет, которыми «духи» обстреливали две батареи шурави. Спустя некоторое время шурави накрыли своим огнем «духов» вместе с их реактивной установкой. Потом затявкал душманский ДШК, но и его заставили замолчать экипажи двух «крокодилов», давшие залп нурсами. Ну и так далее, и все в том же духе.

Примерно в одиннадцать часов совещание закончилось, и Пищев дал команду на выдвижение. Колонна с царандоевцами, спешившаяся около утеса, пришла в движение. Во главе колонны поехал царандоевский БТР с Мир Акаем и Алимом. Из чувства солидарности я попытался было сесть вместе с Мир Акаем, но «Седой полковник», схватив меня за локоть, предостерег от необдуманного поступка. Я попытался сказать «Седому полковнику» что-то насчет ответственности перед подсоветным, на что тот лаконично заметил:

– Тебе это надо? Эти охламоны восемь лет выезжают за счет нас, так пусть хоть сейчас научатся воевать как надо. Поедешь со мной на замыкающем БТРе.

Тон сказанного «Седым полковником» был таким, что возражать было бесполезно.