Медный гусь - Евгений Немец

— Да, летит времечко… Как тятя, матушка?

— Батюшка жив-здоров, слава Богу. Матушка померла тем летом.

Улыбка с лица Рожина сошла, он привлек к себе Настю, поцеловал в лоб, сказал:

— Ступай, скажи отцу, что вечером навещу вас.

Девушка вскинула на Рожина взгляд, просияла улыбкой, кивнула и убежала. Рожин задумчиво проводил ее взглядом. Потом оглянулся на сотника, сказал:

— Настя, дочь Трифона Богданова, кузнеца местного. Я их давно знаю.

— Слышь, Лексей, а девка-то к тебе неровно дышит, — заметил Васька Лис, щуря на толмача хитрый глаз.

— Вася, она младше меня на пятнадцать лет, — ответил Рожин.

— Тоже мне помеха! — фыркнул Лис.

— Ты, Рожин, человек бывалый, а в житейских делах дурень дурнем, — рассудительно молвил Игнат. — Нам вон с Васькой еще десять лет лямку стрелецкую тянуть, о семье думать не приходится. А ты человек вольный, нашему князю где угодно служить можешь. Хоть в Тобольске, хоть тут. Испросил бы у князя должность кодского ямщицкого приказчика, делов-то. А ты все шатаешься по миру, места себе не находишь. Так и жизнь пройдет. И что останется?

Рожин слушал Игната с удивлением, не ожидал он от стрельца мудрость услыхать и в душе соглашался с ним. Может, и в самом деле осесть пора? — думал он, — подальше от митрополитов с их жаждой крестить иноверцев да царской блажи добывать вогульских идолов. Избу поставить, жениться, детьми обзавестись, жить тайгой и рекой, успокоиться уже…

— Дело доделаем, там и видно будет, — постановил он и порывисто направился к воротам монастыря, где путников дожидались отец Никон, монах Аркадий и игумен Макарий.

Игумен Макарий, худой невысокий старик с приветливым лицом и живыми глазами, толмача встретил объятиями, благословил.

— Ну что, бродячая душа, не усидел в Тобольске? — спросил он Рожина. — Снова в тайгу потянуло? Оно и правильно, на Оби скорее мир в душе обрящешь.

— Да и без моего желания, владыка, надобности хватило, — ответил толмач.

— Знаю, просветил меня отец Никон. Отправил вас князь искать то, не зная что да не ведая где. Занятие как раз по тебе, Алексей, а? — игумен усмехнулся. — Видели ваших вогулов, седьмого дня по Оби на дощанике прошли. Ну да об делах опосля потолкуем, а пока милости прошу отобедать.

Троицкий монастырь был обнесен высоким бревенчатым забором. В центре располагалась церковь Благовещения Пресвятой Богородицы, деревянная красавица с высоким шатровым сводом, увенчанным луковкой главки с крестом. Неподалеку стояла остроносая звонница на один колокол. По правую руку тянулся ряд братских келий. За церковью виднелся край двухэтажного настоятельского корпуса. Слева вдоль забора стояли амбары, а еще дальше баня. Монахов во дворе видно не было — в обеденное время, кто не на службе, в трапезной собрались.

После рыбной диеты монашеский стол путникам показался барским пиром. Гостям подали щи, сваренные на курятине и кислой капусте, запеченного осетра, шанежки с творогом, квашеную репу с клюквой и ежевичную наливку. Васька Лис и Игнат Недоля ягодному питью обрадовались особо. Сами монахи трапезничали скромнее, у каждого было по плошке щей, и не более. Видно, игумен распорядился гостей от пуза накормить.

— Богато вы тут живете, — сказал Мурзинцев старцу Аркадию, который трапезничал вместе с тобольчанами.

— Господь нас не оставляет, да и трудами отца Макария да братьев закрома полнятся, — ответил монах не без гордости. — Игумен царю-батюшке челобитную писал, позволение на приписку к монастырю крестьян выпросил. У местных остяков рыболовные пески и пашные поля выкупили. Два года рожь родит, на третий может померзнуть, ну да мы и за то Господа благодарим. Худо-бедно, но хлеб едим да солому скотине заготовляем. Стадо у нас на сорок голов да табун на три десятка лошадей. Подле поля мукомольню поставили, а при ней и солодовня имеется. Конопляное масло жмем. Репа и капуста родят славно. Тайга ягодой богата, дикой птицей, а Обь — рыбой. Теперь вот слюду для окон добываем, да много, половину купцам сдаем.

— Эко вы развернулись! — удивился Мурзинцев. — Даже Самаровский ям победнее будет.

— В Самаровском яме Сибирский приказ заправляет, — степенно молвил на это монах Аркадий. — А мужик власть терпит, но душой ее не принимает. Когда же духовный отец его направляет, он к работе с душой подходит. Рыбу ловит — молится, зверя добывает — опять же молится, пашет — в мыслях к Господу воспаряет. Вот и работа у него ладится.

— Сие истина! — вставил отец Никон.

— А местные вас не тревожат? — продолжал расспросы сотник.

— Остяки не тревожат. От русских горя больше случается.

— Как это? — удивился пресвитер.

— А так, что на мою память два раза уже лиходеи на монастырь покушались. Знают тати, что у нас есть чем поживиться, потому и лезут. Мы по такому случаю мушкетами обзавелись. Березовские казаки далеко, а обороняться как-то надо.

— Ну, дела! — удивился Васька Лис.

— Завоевали Югру для царя-батюшки, называется, — угрюмо произнес Игнат Недоля. — Церквей и часовень понастроили, а заодно и дорожку для воров протоптали…

— Ты чего это мелешь! — гаркнул на него отец Никон, так что даже монахи трапезу прервали, на пресвитера оглянулись.

— О том он толкует, владыка, что Яшку Висельника мы упустили, — сказал Рожин. — И где он сейчас, одному Богу известно.

На это пресвитер ничего не ответил, да и остальные высказываться не торопились. Где-то в югорской тайге бродил матерый вор и убивец, о котором путники уже забывать начали и теперь вот вспомнили. Жив был Яшка, прятался по лесам до времени, и от этого на душе у Рожина было неспокойно.

— Снимем со струга пушку, монастырю оставим, тут она нужнее, — сказал Мурзинцев, и Рожин понял, что сотнику тоже тревожно на сердце.

После обеда занялись похоронами Демьяна Перегоды. Монахи выкопали могилу возле звонницы. Подробности смерти казака отец Никон монахам поведал, так что отпевать Демьяна сам игумен Макарий взялся. Два прошедших дня были прохладны, и время на теле Перегоды почти никак не сказалось. Демьян лежал в гробу, словно спал — спокойный, умиротворенный, только бледный больно. Мурзинцев глянул на него, хотел сказать что-то, но горло ему горечь перехватила, отвернулся. Игнат Недоля не выдержал, всплакнул, да и Семен Ремезов не сдержался.

К вечеру монахи гостям истопили баньку. Игнат Недоля попарился второпях и отпросился в караул струг охранять. Сотник отпустил, хоть и удивился рачительности стрельца, которая за Игнатом раньше не замечалась. Васька Лис бороду подровнял и после баньки, распаренный, помолодевший, места себе не находил, тоже улизнуть норовил. Мурзинцев держать на цепи его не стал, только пригрозил, что ежели Васька вляпается в какую историю, то получит от сотника сполна. Васька наобещал с три короба и испарился. Отец Никон сразу после похорон Демьяна Перегоды удалился с игуменом проверять дела монастыря, чтобы отчет в Тобольскую епархию предоставить. Семен Ремезов ушел составлять план селения, а Рожин со стрельцами в баню не пошел, отправился проведать кузнеца Трифона Богданова.