Воин пяти Поднебесных: Пророчество - Уэсли Чу

В комнату вошел рослый пожилой мужчина с мягким полным лицом и необыкновенно густыми бровями. Несомненно, это и был хозяин школы. Белые волосы, собранные в аккуратный пучок на затылке, были одного цвета с одеянием.

Мастер кивнул Тайши и сел рядом с Цзянем.

— Здравствуй, мальчик.

Почему все упорно называли его мальчиком?

— Я мастер Гуаньши Канью. Чаще меня зовут просто Гуаньши, — продолжал мужчина. — Мастер… Най уведомила меня, что ты желаешь обучаться в Лунсяньской школе военного искусства. Она говорит, что платить за обучение ты не можешь, но готов отрабатывать свое содержание как слуга. Твоими обязанностями будет помогать на кухне, стирать одежду каждый вечер и прибирать во дворе. Ты будешь повиноваться наставникам, старшим ученикам и слугам и делать то, что тебе велят: все, что понадобится школе. Это нелегкая жизнь, однако твое будущее будет обеспечено. Через десять лет срок договора истечет. Ты согласен?

Цзянь толком не понял, о каком договоре речь, но ему это не понравилось. Он уже хотел отказаться, когда кто-то сильно щелкнул его по уху. Он вздрогнул и поднес руку к голове, однако ничего не обнаружил. Тайши стояла в другом конце комнаты и смотрела в никуда.

— Да, мастер Гуаньши, — неохотно произнес Цзянь. — Я согласен.

— Очень хорошо. Как тебя зовут?

Цзянь, у которого все еще голова шла кругом, принялся перебирать свои многочисленные имена:

— Лю… Люй Чи… Люй Гиро, мастер.

— Младший ученик Люй Гиро, подойди и поклонись своему учителю.

Цзяня передернуло от этого приказа. Он в жизни никому не кланялся. Юноша вновь посмотрел на Тайши. Та выжидающе глядела на него. Вэнь Цзянь не кланялся никому, но Люй Гиро был безродным уличным оборванцем, беглым батраком, который привык унижаться. Поэтому Цзянь прикусил губу, стиснул зубы и опустился на колени. Несколько мгновений он смотрел на своего нового наставника, а затем склонился головой к полу.

— Мастер Гуаньши.

В дверях молитвенного зала появилась пожилая чета, и на пол легли длинные тени. Ли Мори, прищурившись, наблюдал за тем, как они положили деньги в вазу для приношений. Пара казалась знакомой — скорее всего, постоянные прихожане, надевшие в честь молитвы Десятого дня праздничные наряды, которые носили не один десяток лет. Настоятелю следовало знать их имена, но в последнее время столько всего произошло, что у Ли Мори и без того голова была забита.

Он безуспешно рылся в памяти вплоть до того мгновения, когда они подковыляли к нему и низко поклонились.

— Со святым днем вас, настоятель.

Мори сложил ладони вместе и произнес обычную фразу:

— Добро пожаловать, верные дети Тяньди.

После недолгой утомительно скучной беседы о погоде, урожае, новой и старой жизни и единении после смерти пара направилась в дальний конец зала, к огромной Небесной мозаике Тяньди, изображавшей небеса, землю и преисподнюю. Там они достали цветные палочки благовоний из стоящих в три ряда у левой стены ваз. Мужчина выбрал серую, женщина — коричневую и зеленую. Он был болен, а она молилась об удаче и обильном урожае. Они опустились на колени перед мозаикой и стали тихо читать молитвы, кланяясь и помахивая зажженными палочками.

Мори дал знак ближайшему послушнику:

— Принеси этим верным подушки.

Послушник, который стоял, прислонившись к колонне и глядя в пространство, несколько раз тупо моргнул, прежде чем ответить:

— Сейчас, настоятель.

Двигался он вяло и почти так же медленно, как пожилая чета. В горле у Мори заклокотал неодобрительный рык. Полгода назад за такую наглость он бы надавал щенку хлыстом по заднице. Полгода назад мир был совершенно другим.

Пожилая чета дошла лишь до второй молитвы. Мори много лет служил Тяньди и точно знал, сколько времени большинство верующих проводит у мозаики. У этих двоих чтение молитв должно было занять некоторое время, и он воспользовался этой возможностью, чтобы выйти из храма и немного погреться под теплыми лучами Короля.

Зимой сильные порывы горного ветра обдували плато. Вдобавок массивная крыша перехватывала потоки воздуха и устремляла их внутрь здания, превращая молитвенный зал в воздушную трубу. Сквозняк леденил кости и гасил свечи, которые должны были гореть в течение всего Десятого дня. Послушники вели непрерывный и неравный бой с ветром, поддерживая огонь. Зодчий, строивший этот зал, очевидно, не принял во внимание обычаи Десятого дня, ну, или просто хотел всех помучить.

Мори подошел к дверям и обменялся кивками с Солумом, служителем культа Ханьсу, сторожившим вход — или, точнее, вазу с приношениями.

— Как наши дела сегодня?

Солум заглянул в недра вазы и вздохнул.

Мори криво улыбнулся:

— Придется подзатянуть пояса.

Здоровенный воин-монах вскинул руку и сжал ладонь размером с мужскую голову в кулак.

— Послушникам полезно поголодать, — поспешно добавил Мори.

Он похлопал воинственного монаха по плечу, так что зазвенел десяток железных колец, украшавших предплечье Солума, и вышел. Весна второго цикла наконец настала, и с ней пришли дожди, таяние снегов и новая жизнь. На храмовых лужайках под ветром уже шевелилась свежая травка. На деревьях, росших вокруг монастыря, распустились цветы. Горные ветра колебали ветви, вздымая в воздух вихрь вишневых лепестков и осыпая землю белым и розовым конфетти. В пруду резвилось гусиное семейство; два журавля, верные возлюбленные, изящно скользили в воздухе на огромных крыльях.

Такие хорошие дни были редкостью, и даже божества вряд ли могли сделать их еще прекраснее. Мори любовался почти безлюдным храмовым двором. С его губ сорвался долгий тяжелый вздох.

— Всё пошло прахом.

Молитва Десятого дня всегда затягивалась на целый день, а иногда и до глубокой ночи. Полгода назад левая сторона двора была битком забита простолюдинами, выстроившимися в очередь, которая змеилась до самых ворот. Правую половину занимала менее плотная, но такая же деловитая толпа купцов, мастеров, книжников. Обеспеченные люди могли уплатить необходимый взнос и быстрее попасть в молитвенный зал. Наконец, самая короткая очередь, идущая между рядами вишневых деревьев, предназначалась для знати — для тех, кто не только мог заплатить за скорость, но и занимал высокую должность и обладал особым влиянием.

Теперь и вовсе не было нужды в очередях. Монахи считали удачей, если молитва Десятого дня продолжалась хотя бы до полудня. Мори посмотрел на водяные часы, свисавшие с шеста посредине двора. Сегодня молитва продлилась лишь два часа после удара гонга, знаменующего ее начало. Если столь резкое сокращение числа верующих — а главное, потока приношений — произошло в храме Тяньди в Возане, столице Шуланя, самого благочестивого княжества, значит, та же беда постигла все Просвещенные государства.