Воин пяти Поднебесных: Пророчество - Уэсли Чу

— Нет! — отрезала Тайши и быстро оговорилась: — Ну, за исключением побоища. Возможно, я и впрямь убила кое-кого из его недостойных наставников во время нашего бегства… — Она нахмурилась и добавила: — Но не всех!

— Значит, ты разрушила пророчество?

— Не говори глупостей. Этому бестолковому ослу — я имею в виду Хана — выпустили кишки, потому что он бегал по лесу один с голым задом.

В течение следующего часа Тайши рассказывала о том, что произошло в Небесном дворце полгода назад. Как наставники героя, пользуясь своим положением, скверно обучали Цзяня. Как после смерти Хана правители решили убить мальчика, чтобы он не достался никому. Как они свалили всё на Тайши, чтобы скрыть его исчезновение.

Когда она закончила, Мори еще долго сидел и обдумывал услышанное.

— То есть ты все-таки несешь ответственность за случившееся, в том числе за исчезновение героя пяти Поднебесных.

— Я его спасла, — огрызнулась Тайши. — Правители мелочны и непредусмотрительны. Они видели только фигурку, которую нужно снять с доски в ходе игры за золотую мантию.

— Но если пророчество разрушено, что толку в мальчике?

— А вдруг судьбе он еще нужен? Мы ни в чем не можем быть уверены. С того света не возвращаются. До тех пор надо его оберегать. Вот почему я прошу тебя о помощи.

Мори обдумал ее слова. Он не сомневался в рассказе Тайши. Она, возможно, и впрямь совершила преступления, в которых ее обвиняли, но в глубине души Мори знал, что у женщины, которую он некогда любил, на всё были благие причины. Однако женщина, сидевшая с ним за столом, давно уже не была той женщиной, которую он когда-то любил. Мори растерялся.

— Чем я могу помочь легендарной изгнаннице Линь Тайши?

Угол губ у Тайши вздернулся. Пристально глядя на Мори, она отхлебнула вина прямо из бутыли, облизнула губы, словно пытаясь избавиться от дурного привкуса, и вытерла рот рукавом.

— Мори, я хочу дознаться, отчего пророчество не сбылось. Я должна понять, почему оно нарушилось так явно и нет ли способов его выправить.

Мори уставился на нее так, словно на лбу у Тайши внезапно открылся третий глаз.

— Что выправить? Вечный Хан мертв, а Просвещенные государства одержали победу. Чего еще тут можно желать?

Тайши подалась вперед и ткнула его пальцем.

— Я объездила все Просвещенные государства, Мори. Я видела последствия гибели Хана. Правители отвлеклись от орд Катуа и вспомнили друг о друге. Солдаты скучают и хотят чем-то заняться — это опасное желание. Люди отворачиваются от Тяньди толпами. Разве это похоже на сбывшееся пророчество? Разве так выглядит эпоха мира, процветания и просвещения, которая должна была наступить после его исполнения? Или все просто пошло вкривь и вкось? По крайней мере, я хочу твердо убедиться, что Вэнь Цзянь больше не нужен Тяньди.

В том, что говорила Тайши, была своя правда, но ее слова отражали и недостаток веры. Мори забрал у нее тыквенную бутыль.

— С чего ты решила, что я могу ответить на твои вопросы, Тайши? Если бы я знал, где пролегает истинный путь, я рассказывал бы об этом людям, проповедовал при всех пяти дворах и озарял Просвещенные государства светом правды, вместо того чтобы сидеть здесь и тратить время на наглых послушников и преступных любовниц.

Тайши стиснула зубы.

— Ты настоятель самого большого храма в Просвещенных государствах. Разве тебе самому не хочется получить ответы?

— Мне не нужны ответы, у меня есть вера, — ответил Мори и налил себе вина. — Ты никогда не думала о том, что таков был промысел Тяньди с самого начала? Соединить нас с помощью пророчества сотни лет назад, когда мы отчаянно в этом нуждались? А теперь, когда все сплочены…

Тайши выбила чашку, которую он поднес к губам.

— Я хорошо тебя знаю — и знаю, когда ты врешь. Я не из тех олухов, которым можно скормить эту околесицу.

Время вовсе не смягчило Тайши. Мори подобрал чашку, вздохнул при виде пятна на ковре и устремил на гостью взгляд, которым обычно одаривал послушников, нуждавшихся в строгом выговоре.

— Если хочешь моего совета — вот он. Успокойся. Божественное действует само по себе. Если пророчество нарушено, значит, такова воля Тяньди. Пусть река судьбы течет, как ей надо. Всё к лучшему.

— Правда? — голос Тайши зазвучал резче. — Скажи мне, Мори, как дела в вашем прекрасном храме с тех пор, как стало известно, что Хан погиб, а спаситель Чжун бесследно исчез? Люди толпами идут послушать ваши мудрые поучения и получить благословение Тяньди?

— Верующим трудно пережить перемену, — признал Мори и не сумел подавить вздох.

Тайши впилась в него пронизывающим взглядом карих глаз.

— Этот тупоголовый Вечный Хан, бессмертный правитель диких катуанских орд, бич народов Чжун, пожиратель младенцев, безвременно пал от рук какого-то низкорожденного солдата, вооруженного острой палкой! Но как?! Как можно убить бога? Целая религия, многовековое поклонение, сотни храмов, тысячи верующих — всё во славу пророчества, которое развеялось… — она ткнула пальцем вверх, — когда Хану в зад воткнули копье. Его смерть погубила не только Катуа, но и Тяньди. Кто будет чтить религию, сердцевина которой оказалась ложной, не говоря уж о том, чтобы давать вам деньги?

Мори не мог с ней спорить. Он часто говорил, что обнаружение героя пяти Поднебесных не пойдет их религии на пользу. И оказался прав. Настоятель обратил открытые ладони к небу.

— Будь что будет. Наши судьбы в руках небес. Как и все испытания, это пройдет. Вера ходит по кругу. Люди обращаются к религии в тяжелые времена и отвращаются в пору процветания. Впервые за много веков Просвещенные государства живут мирно и богатеют, однако удача подобна приливу. Начнутся неурожаи, природа явит свой нрав, и чжунцы вновь примутся воевать.

Тайши фыркнула:

— Государства жиреют благодаря рабскому труду катуанцев.

— Кабальный договор — это всего лишь справедливое возмещение ущерба.

Тайши презрительно сплюнула.

— Кабальный договор. Слышал бы ты себя. Какие только отговорки не придумывают люди, чтобы оправдать свои зверства.

— К сожалению, благородные и мудрые князья не спросили совета у монахов Тяньди, когда обсуждали условия мира, — сухо отозвался Мори. — Более того, они проявили милосердие. Один из катуанских городов в течение годового цикла отрабатывает убытки одному из наших. Это не так уж трудно.

— Милосердие! — воскликнула Тайши. — Я проезжала через Гиянь в начале года, когда в Алланто прибыл город Дзёмэй. Янсо потребовал, чтобы его княжество обслужили первым. Катуанцы сплошной толпой двигались по Киубийской дороге, и следы гусениц тянулись до горизонта. Мужчин, женщин и детей согнали, как скот, разоружили и отправили в загоны. В загоны, Мори. Следующие три месяца их заставляли работать на полях — копать, сажать, собирать урожай. Они трудились как рабы от рассвета до заката под бдительным оком солдат, которые стегали их кнутами и били палками. Я видела мужчин, которые рыли землю голыми руками, потому что солдаты боялись дать им лопаты. Я видела женщин, которых заставляли трудиться на мельницах целыми днями без отдыха. Даже дети… — глаза Тайши заблестели от слез, — дети вместо лошадей таскали повозки. Впроголодь и без передышки — а за работу им платили жалкие медяки. Катуанцы — гордые люди, воины. А мы, просвещенные чжунцы, унижаем их и обращаемся с ними, как с животными, только потому, что победили, а еще потому, что мы злы и мстительны! Дешевый принудительный труд — вот источник нашего богатства! Где тут рука Тяньди?