Заговор русской принцессы - Евгений Сухов

Графиня не сомневалась в своем искусстве дарить ласки. Они одинаково эффектно действуют как на обыкновенных кучеров, так и на королей.

Петр Алексеевич закрыл глаза, уносясь в царство блаженства. Всего лишь негромкий стон свидетельствовал о том, что в сей раз его душа забралась почти под самую пуповину неба.

* * *

Пошел шестой день пребывания Петра Алексеевича в доме Луизы. Царь Петр был не из тех мужчин, что способны проводить с женщиной две ночи кряду, но на этот раз все происходило иначе. Он просыпался только для того, чтобы овладеть Луизой. Затем уходил на кухню, чтобы испить пива для восстановления сил, поглазеть с минуту в распахнутое окно: мол все ли хорошо в государстве. Потянется разок, разминая утомленные конечности, и вновь с головой окунается в плотскую радость.

Было похоже, что Петр позабыл обо всем. Даже Потешные баталии, ради которых царь откладывал самые серьезные дела, его уже не манили. Трижды заявлялся любимец Лефорт. Первый раз зашел поинтересоваться о том, так ли Луиза хороша в постели, как это может показаться со стороны. Второй раз визит состоялся вечером: любимец сообщил, что дворец переполнен гостями, среди которых и три его кузины, к которым Питер когда-то питал интерес. И, не дождавшись от царя определенного ответа, ушел. Третий визит был еще более коротким. Едва перешагнув порог дома, Лефорт услышал могучие вскрики государя и тотчас догадался, что в сей час ему не до праздных разговоров.

* * *

Весть о новом увлечении государя разнеслась по Москве стремительно. Даже в самой захудалой лавке знали о том, что у Петра Алексеевича объявилась новая любовница, что он оставил государственные дела, все время отдавая амурным забавам. А потешные полки, лишившись своего родителя, оставались ныне бесхозными и занимались тем, что палили из мушкетов по воронью, вдруг странным образом слетевшемуся со всей округи в Москву.

Прочей челяди за прошедшие несколько дней увидеть государя посчастливилось только однажды — когда он выходил в сад, сорвать яблоко. Заприметив выглянувшего из-за забора Меншикова, царь прокричал ему в окно, чтобы в следующую среду потешные полки строились на озере, где сам Петр будет непременно. Не дождавшись ответа, задернул занавески, словно пропал.

По словам бояр, преданно карауливших его в дверях, государь Петр Алексеевич изрядно сдал телом. Его так шатало от усталости, что он передвигался от одной яблони до другой, цепляясь за кусты.

Было отчего беспокоиться! Если дело так пойдет и далее, то иноземка иссушит царя до смерти.

Кто не беспокоился о здоровье государя, так это только старый Христофор Валлин, чья коморка располагалась как раз под спальней графини. Затаившись, он не без удовольствия вслушивался в поскрипывание кровати, понимая, что с каждым стоном царь Питер все сильнее прикипает к графине.

Так что будет чего отписать министру!

Похоже, что русский царь въехал в хоромы Луизы надолго, а однажды обмолвился о том, что подарит ей новый дом — каменный. Глядя на идиллию, неожиданно возникшую между царем Петром и иноземкой, почему-то верилось, что государь способен остаток жизни провести в объятиях фаворитки. А то и вовсе подвинуть законную супругу с престола…

Вот тогда заживут возлюбленные сладенько!

* * *

Потешные полки, как и было оговорено, разбившись на два враждующих воинства, подошли к озеру. Отстояли положенное время, дожидаясь главнокомандующего Петра Алексеевича с генералиссимусом Ромодановским, а потом, узнав, что царь по-прежнему милуется с немкой, вяло помахав саблями, разошлись.

Без государя оно как-то не воюется. Не тот кураж!

После чего дружно, слившись в единый поток, потянулись к трактирам (благо, что в Преображенском селе их было немало), где, как правило, оставались до самого утра, чем неимоверно радовали хозяев.

Лишь на десятый день государь почувствовал вкус к делам. Вышел на крыльцо и повелел позвать генерала Лефорта.

Любимец явился тотчас. Как всегда шумный и невероятно веселый, он долго тискал своего лучшего друга Питера за плечи, как если бы их последняя встреча состоялась в позапрошлом веке, а потом повел в своей дворец — отмечать «возвращение государя».

Однако разочарование случилось уже после первого часа общения. Петр Алексеевич неожиданно заскучал, отвернулся от всех предложенных девок, а потом, не взирая на протесты любимца, направился к дому мадмуазель Луизы.

Поздно вечером в дом Валлина постучали. Приоткрыв дверь, барон увидел человека в темном плаще. На голове визитера широкополая шляпа, скрывавшая лицо. Обычно так одевались бродячие артисты, нередко приезжавшие в Москву. Барон хотел было прогнать с порога бродягу, но тот слегка приподнял шляпу, показав сухощавое лицо.

— Проходи, — смущенно произнес Христофор Валлин, впуская полуночного гостя.

Выглянув за дверь, хозяин осмотрел калитку, придорожные кусты, подступившие вплотную к дому. Ничего настораживающего. Потревожил порыв ветра верхушки яблонь, да и сник. А у самого крыльца едва различимый шорох — то ночная тварь!

Мягко прикрыв за собой дверь, барон шаркнул тяжелым засовом.

Сбросив плащ, гость устроился в кресле. Он был молод, немногим более двадцати лет, пригож — небольшие черные усики торчали неприветливым ежиком, однако только подчеркивали его аристократизм. Голову покрывал модный короткий парик с небольшими кудрями, из-под которого выглядывали волосы каштанового цвета, собранные в пучок. Ничего лишнего. Так мог выглядеть только солдат, привыкший к победам.

Такой же простой, но практичный камзол, в котором можно не только блистать на балах, но и штурмовать противника. Впрочем, этого человека привычнее увидеть бегущим в штыковую атаку, нежели танцующим мазурку.

Именно так одевался шведский король. Так же, в подражание Карлу ХII, хотело выглядеть его ближайшее окружение и быть столь же бесстрашными солдатами.

Барон, мало перед кем сгибавший шею, невольно поклонился. Сам он был всего-то пехотинцем тайной войны, где главным оружием оставалось перо да вот еще чернильница. Перед ним был граф Нильсон Матс собственной персоной — доверенное лицо Карла ХII, настоящий солдат, насквозь пропахший порохом. И то, что граф Нильсон оказался в лапотной Москве, можно воспринимать, как некоторую закономерность скрытой войны, которая в ближайшее время должна перерасти в откровенную вражду.

Молодой человек во всем хотел походить на своего великого патрона, и барон был уверен, что так же, как и шведский король, граф Нильсон не признает даже малейшей роскоши, а постелью для него служит брошенное на пол одеяло.

Граф отчего-то нервничал, раскачивая заброшенной на колено ногой. Барон сосредоточил свое внимание на коричневых туфлях Нильсона. Его внимание привлекали массивные серебряные пряжки на самом подъеме ступни. Похоже, именно такие пряжки предпочитал и шведский король.