Белый кролик, красный волк - Том Поллок

На восемьсот шестнадцатой секунде я оставил попытки заснуть и подошел к окну. Ночь была тихая и лунная, легкий ветерок выводил параболы в траве. Даже приняв душ, я все еще ощущал скользкое лезвие окровавленного ножа в своей ладони. Под свежей кровью, которая принадлежала агентам, убитым Бел у меня на глазах, уже, вероятно, запекшаяся в углублениях гравировки на лезвии, оставалась кровь моей матери. Мамы. Кровь пульсировала у меня в висках, и в каждой пульсации я слышал сигналы маминого дыхательного аппарата.

Бел. Ты ударила ее ножом. Ты пыталась убить нашу маму.

А Бел пожимает плечами и говорит: «Она действовала мне на нервы».

Всех остальных тоже, сестренка, потому что теперь мне все кажется бредом.

Что, если я больше никогда ее не увижу?

Что, если мама умрет?

Я снова почувствовал себя одиноким. По-настоящему одиноким. Как будто я провалился в колодец и охрип, зовя на помощь, которая и не собиралась приходить. Когда я повернулся к нашей импровизированной кровати, Ингрид наблюдала за мной широко раскрытыми глазами. Ей не нужно было ничего говорить. Ингрид была моей лучшей подругой. Она знала, о чем я думаю, знала меня лучше всех на свете, но все равно не могла ничего для меня сделать.

Прошу тебя, пожалуйста, не умирай, мама.

Пусть Бел не станет твоей убийцей.

Не умирай.

В 5:00 я проснулся оттого, что Ингрид зажимала мне рот ладонью.

— Пришли уборщики, — прошептала она мне на ухо.

Я услышал тихое жужжание пылесоса в коридоре. Мы быстро поднялись, бесшумно вернули подушки на свои места и проскользнули в этот чулан в котельной, где, обливаясь потом, ждали в течение последних одиннадцати часов. Я молился всем богам, которых только мог вспомнить, чтобы отопление в школе сегодня работало исправно, слушая типичные для учебного дня крики, смех и ругань, как события радиопьесы, разворачивающейся вокруг нас.

Через плечо Ингрид я смотрю на часы.

— Ты готова? — спрашиваю тихо. — Нам нужно максимально точно рассчитать время.

— Да, я… стой, Пит, ты слышишь?

Я замираю, решив, что она услышала шаги или, того хуже, скрип петель шкафа, но потом понимаю, что она имеет в виду: капли дождя барабанят по коридорным окнам. Я не вижу лица Ингрид, но знаю, что она улыбается так же широко, как я, когда мы натягиваем капюшоны наших форменных курток.

— Наконец-то, — шепчет она. — Хоть в чем-то повезло.

Секунду спустя раздается громкий, как пожарная тревога, звонок, оповещающий о конце уроков.

— Пора, — шиплю я.

Ингрид нащупывает за моей спиной дверную ручку, и мы вываливаемся в коридор примерно за пятую долю секунды до того, как его наводняют школьники в форме, которые болтают друг с другом и смеются. Мы, как и договаривались, расходимся в разные стороны, поглядывая друг на друга боковым зрением, но не в упор, позволяя течению послеурочной детворы подхватить нас, провести вниз по лестнице и вынести в дождь. Я ссутуливаю плечи и склоняю голову, заслоняясь от ливня, и улыбаюсь, когда вижу, что остальные делают то же самое.

Камера слежения взирает вниз с вершины главных ворот, но ничего не увидит, кроме потока неотличимых друг от друга учеников в сине-серых формах. Все то же самое, что она видит каждый день в 16:30. Ровно то же самое увидят и все дорожные и скрытые камеры, установленные на каждой улице в следующих пяти кварталах.

Фоновый шум вокруг сигнала.

Узел в моей груди ослабевает. У нас еще все может получиться.

Мы встречаемся примерно в полумиле от школьных ворот. Дождь припустил вдвое сильнее прежнего, падая леденящими, пробирающими до нитки потоками, но Ингрид и я сторонимся автобусов, из-под колес которых лужи воды из сточных канав разлетаются наподобие крыльев чайки, когда они с грохотом проезжают мимо. До Стритэма пятьдесят пять минут хлюпать промокшими носками.

— К твоему сведению, — говорю я Ингрид, сдувая капли дождя с верхней губы и примеряясь к входной двери дома 162 по Рай-Хилл, как к противнику на борцовском ринге, — если все пойдет кувырком, если сработает сигнализация, если собаку не сможем успокоить, если отец Аниты Вади какой-нибудь безумный ученый и к его коврику в прихожей подсоединены провода, чтобы поджаривать незваных гостей шестьюдесятью тысячами вольт, я буду винить во всем тебя.

Она смотрит на меня долгим, холодным взглядом.

— Я? — переспрашивает она сухо. — Это была твоя идея.

— Да, но я надеялся, что ты, как профессиональная шпионка в нашем тандеме, придумаешь что-нибудь получше.

— Что мне тебе сказать, Пит? — она пожимает плечами. — Иногда даже лучшая из предложенных идей может сосать огромные слоновьи яйца.

Эта феерически отстойная идея родилась вчера вечером между ужином и отбоем, когда, наугад дергая за все подряд дверные ручки, я обнаружил незапертый кабинет администрации и потянул Ингрид за собой.

— Ты вечно говоришь о своих прокачанных хакерских скиллах. — Я включил компьютер и открыл экран с паролем. — Это просто слова или ты реально сможешь сюда забраться?

— Не самый удачный момент, чтобы исправлять оценки по физике, не находишь? — спросила она, изогнув бровь.

— Тебе прекрасно известно, что у меня нет проблем с оценками по физике.

Она заглянула мне через плечо.

— Попробуй «Wuffles2012».

Я нахмурился, но последовал совету. Окошко ввода пароля сменилось иконкой песочных часов.

— Черт, а у тебя действительно прокачан скилл!

Она подняла правую ладонь. На желтом листке для заметок, приклеенном к ее указательному пальцу, мелким почерком был нацарапан пароль.

— Я такой хакер, — съязвила она. — С ума сойти.

Я покраснел. Заглянул в несколько папок на рабочем столе, пока не нашел список учащихся. Пролистал список имен, читая приписки под каждым из них.

Сердце слегка прихватило, когда я дошел до буквы Р, хотя и знал, что Ригби в списке не окажется: мышечная память о прошлом страхе. Почти сразу после того, как Бен принудил меня спрыгнуть с крыши корпуса старших классов колледжа Денборо, его семья переехала в Эдинбург. Ходили слухи, что его мама сейчас лежит в эдинбургской психушке. Я помню, как мое тело сотрясла дрожь, когда я услышал об этом: дрожь облегчения, но также и жалости. Я подумал: если бы мою маму закрыли в психушке, возможно, я бы тоже травил своих сверстников.

— Вот, — сказал я наконец. — Анита Вади. Знаешь ее?

— Высокая, учится на год младше, знает джиу-джитсу, о чем красноречиво свидетельствуют синяки на моем теле, а что?

— Ее родители освободили Аниту и ее младшую сестру от занятий на целую неделю из-за поездки на свадьбу родственников. Нам нужно где-то перекантоваться, где-то, где нас не догадаются искать твои бывшие коллеги. Как думаешь, какова вероятность того, что дом Вади сейчас пустует?