Диссиденты - Александр Подрабинек

– Мы и так верим, что вы – это вы и здесь работаете. – Мелкими грубостями пытаюсь возместить покорный приезд.

Формальности завершены. Он торжественно встает. Так и тянет тоже встать для какой-то, видимо, важной церемонии, но удерживаюсь.

– От имени Комитета государственной безопасности предлагаю вам в течение трех дней подать заявление о выезде и в течение двадцати покинуть пределы Советского Союза. Можете ехать вместе с семьями в любую страну через Израиль. На вас, Кирилл Пинхосович, заведено уголовное дело. Вы, Пинхос Абрамович, также известны своей антиобщественной деятельностью. Советую вам воспользоваться актом гуманности Советского государства.

Сел и уже буднично:

– Вопросы есть?

– К Саше тоже относится? – спрашиваю.

– Разумеется. Почему не пришел Александр?

Передаю дерзкие Сашины слова.

– Скажите ему, чтобы перестал в игрушки играть. Мы серьезная организация. Пусть приходит, если не хочет неприятностей. Еще вопросы?

– Мы не крезы, денег на дорогу нет и не предвидится.

– Пусть это вас не беспокоит, – с широтой богатого покровителя отмахивается он. – Еще что?

Молчим. Беседа окончена. Переглядываемся с Кириллом, встаем и уходим.

На миг отдаюсь сладостному видению: блистательный Париж, милый Льеж, весь мир перед нами за распахнувшейся дверью. Прочь, соблазн, это не про нас, одергиваю себя.

Сашу привели-таки в тот же день на беседу к Белову. Это было нетрудно, вот уже месяц его, как знатную особу, сопровождает кортеж из двух машин с личной охраной. Днем и ночью восемь топтунов следуют за ним по пятам, наступая на пятки. Он к друзьям, они в подъезд, он в такси, они за ним, пренебрегая правилами уличного движения. Он спит, они посменно бодрствуют.

– А, значит, Саша здесь, – говорю я, увидев их у дома Спартаков, куда мы являемся с Кириллом.

– Здесь, здесь, недавно приехали, – подтверждает стража.

Застаем у Спартаков Лидию Алексеевну (папина жена. – А.П.) и Сашу. Засиживаемся допоздна за столом, обсуждая предложение Белова. Выясняется, что ехать никто не собирается, но это не мешает нам побывать за границей, переругаться там за несхожестью вкусов и благополучно вернуться обратно к концу ужина. Затем между мной и Кириллом начинается турнир благородства: каждый убеждает другого, что именно тому следует ехать.

– Я в безопасности, мало материала. Тебя могут посадить за «Несчастных», Сашу – за «Карательную медицину», скорее всего, его и возьмут первым, сразу обоих едва ли решатся – слишком много шума. Поэтому я остаюсь его защищать здесь, ты для того же едешь туда. Тем более что вслед за ним тут наступит твоя очередь.

Кирилл ссылается на мой возраст, знание языков, западного образа жизни. Логика на моей стороне, но он упрям как мул и не уступает. Прекращаем спор, он отводит Сашу, о чем-то шепчется с ним, потом вообще перестает говорить об отъезде. Время позднее, выходим во двор.

– Саша, машина подана, – приглашает главный топтун. Тоже пытаюсь в нее сесть, меня выталкивают, а Кирилл, перехватив Сашин «дипломат», бодрой рысью пускается наутек.

Его за углом нагоняют, отнимают «дипломат», прощаемся с Сашей, которого увозят. Уезжаем с Лидией Алексеевной домой, утром на работу, Кира остается узнать, чем кончится у Саши разговор с Беловым. Ночью он привозит известие – предложено уехать и ему, но – существенная подробность – ехать мы должны все вместе.

До меня тогда не дошел зловещий смысл этого обстоятельства. «Что же, никто не может остаться, выбора нет, вместе и поедем». С тем в субботу и прибываем в Москву, Лидия Алексеевна и я. Узнаем, что Кирилл у Смолянских[38], идем к ним. Оказывается, Кирилл разговаривал с Сашей и не будет давить на брата, предоставив тому решать вопрос об отъезде.

«Разумеется, не будешь, странный ты, право», – думаю я, но эти «не буду давить», «сам решит вопрос» меня неопределенно тревожат.

Много лет спустя Кирилл мне передал этот ночной разговор на квартире у Димы Леонтьева.

Саша: Ты знаешь условие? Мы должны ехать вместе.

Кирилл: Ты едешь?

Саша: Нет. А ты?

Кирилл: Вопрос бессмысленный, раз ты не едешь, не могу уехать и я.

Саша: А ты хотел бы уехать?

Кирилл: После твоего ответа мое желание остается сугубо личным моим делом и делиться им с тобой я не буду.

Впрочем, мою неясную тревогу вытесняет другая, вполне понятная: Кирилл сообщает, что собирается скрыться.

Оказывается, он пришел к выводу, возможно, после разговора с Сашей, что первым возьмут его, причем под предлогом хранения огнестрельного оружия. Перспектива посадки по уголовной статье его не устраивает, есть и другие мотивы, один мне очевиден тотчас, другой я узнаю позже. Его пытались убить, почему бы не повторить попытку, на воле или в лагере? Не могу не согласиться, такая возможность мне представляется маловероятной, тем не менее она обоснованна… И последнее, решающее обстоятельство: Саша категорически отказывается уезжать. «Только вместе», – сказал Белов, и это значит: один не едет – не выпустят остальных, вместе и сядете.

В этой ситуации идея на время скрыться – здравая: можно будет растянуть два дня, предоставленные Беловым на размышления, и спокойно оценить спасительные шансы, если они есть. Прогуливаясь по аллеям Ленинского проспекта, обсуждаем некоторые детали, и Кирилл отправляется в свое добровольное заточение, у него есть припасенное местечко. Обещает завтра известить меня, как устроился. Заходим к Спартакам, застаем у них Сашу и Сусанну.[39]

– Надень, надень это кольцо, – твердит она, всхлипывая, пытаясь насильно просунуть в него Сашин палец. – Возьми, дурак, и эта матрешка, они там дорого стоят. И этот коллекционный коньяк, за него любой армянин тебе выложит кучу денег. Я еще достану денег на первое время… Возьми же, – и снова старается водворить на согнутый его палец золотое кольцо.

Бедная Сусанна, братья ей всего дороже на свете, нет жертвы, которую бы она не принесла для их спасения! В отчаянии она трогательно пытается навязать его Саше простейшим образом, обручить его с судьбой: наденет кольцо, значит, согласился на отъезд.

«О, братец! Стало быть, ты еще раздумываешь!» Внимательно смотрю в обычно веселое, приветливое, а теперь замкнутое, настороженное лицо сына. Другим, видно, приходит та же мысль, потому что наступает неловкое молчание, словно каждый остерегается лишним словом вызвать Сашу на поспешный ответ. Так и не справившись с собой, в слезах уходит Сусанна, вскоре – Саша.

– Сегодня я устраиваю прощальный вечер, приходите. – Это же и мне. Не сказано где и когда, остается гадать, по какому поводу, отъезда или посадки. Мы не спрашиваем, он не уточняет, с тем и расстаемся.