Авиатор: Назад в СССР 2 - Михаил Дорин

по полной. И вот на его счёт, почему-то у меня нет сомнений. Надежда на «всемогущую» Женю точно не прокатит.

— Проходите Михаил Вячеславович. Нам пришлось... немного раньше собраться, — сказал Борщев, присаживаясь на своё место.

— Вы на меня не ориентируйтесь, товарищи. Я посижу вот здесь на стуле и свои дела поделаю. Не обращайте на меня внимание, — сказал Поляков, здороваясь со всеми за руку.

— Сергей Сергеевич, и вам добрый день, — пожал он мне руку и направился к стулу рядом со Швабриным. Я успел заметить в его руках белую папку с номером 880, связанную двумя веревочками. Прям как позывной у меня. Совпадение?

Борщев утвердительно кивнул и сказал мне снова поведать собравшимся события того злосчастного дня с дракой. Повторив весь ход событий, который конспектировал дознаватель Швабрин, я ответил на проходные вопросы «зачем», «почему», «с ума сошёл» и так далее.

— Итак, Родин, мы с вами, похоже, закончили. Ваши показания у нас теперь есть. Сейчас отправляйтесь на гауптвахту для дальнейшего содержания, — сказал замполит и указал мне на дверь. — Так, а нам следует вызвать сержанта Баля для уточнения показаний..., — начал говорить Борщев, когда я уже потянулся к ручке двери.

— В этом нет необходимости, — сказал Поляков. — Родина, я попрошу, тоже остаться. Вы не против, Максим Викторович?

Ну, что ещё этому «майору из розетки надо»? Почему-то герой того самого анекдота мне представляется таким же, как и Поляков.

— Нет... хм, конечно. Родин назад! — громко сказал мне Борщёв. Я остановился и вернулся на то место перед столом, где стоял только что.

— Товарищи, у меня есть кое-какая информация для вас, — сказал Поляков, раскрыл свою папку и передал какие-то бумаги Борщёву.

Майор взял паузу для того, чтобы все могли немного ознакомиться с содержанием документов.

Так они читать долго будут! За всем этим затянувшимся допросом ужасно захотелось есть. А ужин ещё не скоро, да и какой он там будет? Пшенка для петушонка!

— Это из милиции, товарищи, — продолжил Поляков и встал со стула. — С одним из курсантов нашего училища произошёл инцидент. На него было совершенно нападение группой лиц, чьи личности недавно были установлены. Пострадавший стоит перед вами.

— Михаил Вячеславович, а как... как такое..., — попробовал что-то сказать Швабрин, но не нашёл нужной фразы.

Мне самому интересно, каким образом Поляков вскрыл этот инцидент.

— Успокойтесь, Иван Фёдорович, к вам у меня претензий нет. Не разобрались. Всё понимаю, страшного ничего не произошло, — сказал майор, поднимая ладони в успокаивающем жесте.

Конечно, не имеет он претензий! Уже пишет себе в план проведение личной беседы со Шваброй.

— Так, но здесь указано ещё...

— Вы правы, Дмитрий Александрович, — сказал он Граблину. — В подготовке этого покушения, назовём это именно так, участвовал товарищ Баля. Вот и его рапорт с признательными показаниями. Зря мы ему шанс дали. После прошлого года, думал, приемная комиссия учтёт его проступки. Максим Викторович, я прав? — обратился он к Борщеву, чьё лицо сохраняло прежнюю красноту и в подобной ситуации.

— Да, Михаил Вячеславович. Тогда... нам следует дополнить повестку учёного совета.

— Я, даже бы сказал, пересмотреть эту самую повестку. Вот основание для коррекции, — сказал Поляков, вынимая ещё то ли рапорт, то ли объяснительную из своей чудо-папки.

В ней ещё оставалось достаточно документов, как написанных, так и напечатанных.

— Что ж, похоже, товарищ Родин, сержант Баля не имеет к вам претензий по поводу нанесения увечий. Также пишет, что организовал нападение на вас. Причину не знаете, столь низкого поступка? — спросил Борщев.

Как будто не понял! Притворяется замполит.

— Банальная ревность, товарищ полковник, — ответил я. — Мнимое соперничество за руку девушки.

— Совершенно верно, Сергей Сергеевич. Дело Алексея Баля будет рассматривать уже другое ведомство. Думаю, Максим Викторович, у вас формальности с отчислением сержанта не займут много времени, — сказал Поляков, собирая документы в папку. — Я прошу прощения, но и вам Родин нужно понести определённое наказание...

— Общий срок содержания на гауптвахте курсанта Родина составит 15 суток, — поспешил доложиться Швабрин.

— Хм... справедливо. Я вынужден вас оставить, товарищи. Всем всего ха-ро-ше-го.

— И вам. Родин вам не нужен? — спросил Борщев у Полякова.

— Нет, конечно.

Пока майор собирался, остальные продолжили обсуждать возникшие новые подробности. Видимо, мне впервые повезло. А срок на гауптвахте — полностью безнаказанным уйти было нельзя. Попрощавшись со всеми, Михаил Вячеславович направился с подобным ритуалом и ко мне.

— До свидания, товарищ майор, — сказал я, когда Поляков пожимал мне руку.

Я пропустил его вперёд, открывая перед ним дверь. В кабинете начался достаточно громкий разговор, но его суть я улавливать не хотел.

— Сергей Сергеевич, — тихо сказал Поляков, прикрывая дверь, когда мы вышли в коридор. — Я попрошу вас умерить ваши стремления в поиске правды гибели вашего отца. Не стоит.

— Я вас понял, товарищ майор, — сказал я, будто действительно собирался бросить это дело.

— Прекрасно. Да и... привет вам от Леонида Борисовича Краснова.

Оставшиеся дни в камере гауптвахты я провёл на правах обычного пассажира. Как и обещал мне старлей-начальник, никуда меня не привлекали. Наряд давал мне газеты для ознакомления с текущей ситуацией в мире и основными событиями. Посещать меня не разрешили, но письмо от Жени мне смогли передать. Это самое радостное и приятное событие за последнее время, если не считать чудесного спасения от отчисления.

Мне было интересно узнать, что произошло с моим оппонентом Алексеем за этот срок, пока я отбывал свои сутки ареста.

— Да тихо и мирно вещички собрал, — сказал Артём, когда мы уплетали наш обед в столовой.

Как только курсанты приходят в учебную часть на лётную практику, норма довольствия меняется на лётную. В полку это самое классное, за исключением полётов. Ну, для многих ещё и возможность лицезреть прекрасные фигуры приветливых официанток.

Холостые инструктора и молодые командиры всегда были под прицелом этих девушек или симпатичных женщин, которые могли оторвать понравившегося лётчика с руками и ногами.

Костян пытался даже подкатить тут к одной. Невысокого роста девушка по имени Алёна, возрастом лет под 30. Чёрные как смола волосы, наточенные ноготки с ярким маникюром и аппетитные округлые формы. Наверняка, напомнила ему Капустину, вот и потёк парень! Однако ему сказали, что первоначально надо стать лётчиком, а вот потом будет