Янтарная Ночь - Сильви Жермен

В конце концов Янтарная Ночь — Огненный Ветер тоже подошел к старухе, чтобы купить у нее лимон. Он хотел рассмотреть ее поближе, обшарить любопытным взглядом сморщенное лицо этой убогой и грязной хитрюги. «Почем?» — спросил он, и тотчас же механизм запустился: «По франку лимончик, по франку…» У нее были белесые, почти полностью скрытые под дряблой и гноящейся кожей век глазки. Беззубый, ввалившийся рот странно искажал линию носа и торчащего вперед подбородка, щетинившегося длинными кручеными волосами. Он достал монету из кармана и протянул ей. Старуха наклонилась к своей кошелке, но он остановил ее, сказав: «Нет, старая ведьма, я хочу этот, красивый лимон, а не гнилье из твоей гнусной помойной сумки!», и хотел было выхватить его. Но пальцы тотчас же стиснули плод с сухим хрустом фаланг, и она странно, пронзительно завизжала, словно скрежеща пилой. А взгляд, которым она уставилась на него, на самом деле был как у очень маленькой девочки, охваченной ужасом — безумием. Впрочем, и ее назойливое верещанье в конце концов стало похоже на крик грудного младенца. Тогда он отвернулся, перестав дразнить ее; старуха была слишком слабоумна, чтобы играть с ней. К тому же из-за этого перепуганного взгляда, из-за этого ужасного смятения и противного воя ему стало не по себе. Ему не нравилось, когда его застигали врасплох. Он ведь хотел лишь подразнить ее, рассердить, немного позабавиться на ее счет. Но старуха была совершенно вне игры — слишком уж низко пала она в своем отчаянии, в своем убожестве. И он смутно почувствовал, как что-то вроде жалости шевельнулось в нем, коснулось его; однако он давно решил, раз и навсегда, что жалость дурно пахнет, что она воняет, как плоскостопые ноги толстого, одышливого пехотинца. Он не мог стерпеть, чтобы этот зловонный запах исподтишка замарал ему сердце. Он ушел. Но, дойдя до конца улицы, обернулся. Старуха ковыляла трусцой, по-прежнему прижимая лимон в согнутой руке к груди, держа в другой свою истрепанную кошелку. Она уходила. Любопытство вернулось к нему, он решил за ней проследить.

Он долго шел следом. Но она семенила столь мелкими, столь неверными шажками, что ему казалось, будто он топчется на месте. Время у нее за спиной замедлялось, густело, тяжелело. Неуклонно меняло свои параметры. В конце концов у него возникло тревожное ощущение, будто его тело постепенно каменеет, а ноги сливаются с асфальтом. Он хотел было прекратить свою слежку, но уже не смог. Что-то в старухе притягивало его, что-то в нем самом все упрямее стремилось следовать за ней. Воздух был очень тих, и, тем не менее, ему приходилось идти через силу, словно необычайно сильный ветер дул в лицо. Старуха невозмутимо продвигалась вперед, лавируя меж стен, прохожих, машин, словно лодка против ветра. Лодка Харона.

Улица шла под уклон, очень узкая. Он выбивался из сил, а старухе хоть бы что. Наконец она остановилась перед большими воротами. Поставила свою кошелку наземь и, собрав все силы, толкнула тяжелую створку. Впрочем, ей было достаточно чуть приоткрыть ее, и она прошмыгнула в дом. Янтарная Ночь — Огненный Ветер устремился вдогонку и тоже открыл дверь.

Однако за дверью ничего не оказалось, никакого дома. За фасадом зияла обширная стройплощадка — перекопанный ямами, заросший травой и крапивой пустырь, развороченная земля, груды щебня повсюду, машины и инструменты в загородке из листового железа. Недавно здесь снесли целый квартал старых домов. Сохранились лишь внешние части стен, которые предстояло включить в новые постройки. С улицы ничего не было заметно. Наружные фасады создавали превосходную оптическую иллюзию, но внутри были одни руины, зона разрушения. Обратная сторона фасада глаз не обманывала — скорее уж колола. Там еще можно было различить остатки старых квартир, следы этажей, комнат, где жили целые поколения квартиросъемщиков. Лоскуты обоев, ржавые, перекрученные трубы. Местами уцелели даже лестничные пролеты, а на самом верху одной из стен Янтарная Ночь заметил обломок уборной. Там, нависая прямо над пустотой, царил блестевший в дневном свете белый эмалированный унитаз. Несколько голубей, примостившись на краю раковины, дремали, втянув голову меж крыльев.

Стало быть, здесь, на этой стройке, где работы, казалось, были приостановлены, старуха и устроила себе логово? Но в каком углу, под какой крышей? Ведь как раз крыш-то здесь и не было. Только стены, мусор, обломки лестниц. Янтарная Ночь — Огненный Ветер рискнул углубиться подальше, осматривая все закоулки, чтобы обнаружить старуху. Не могла же она просто исчезнуть. Однако он нигде не видел ее, ничего не слышал. Только кошки беззвучно разгуливали среди обломков.

Свет тихо угасал. Скопление смутно оранжевых облаков с необычайной медлительностью проплывало над городом, шум которого в это замкнутое пространство доносился приглушенным. Неужели эта старуха заразила медлительностью, приглушенностью, исчезновением все вокруг?

Вдруг ему показалось, что он попался в ловушку, стал пленником невидимой старухи. Она заманила его в это выпотрошенное, пагубное место. Вырвала из города, из шума, из движения, из толпы. Он мнил себя охотником, а оказался дичью. Старуха колдовством завела его сюда, чтобы отомстить за обиду, которую он ей причинил. И тут вдруг безумная ярость, однажды уже охватившая его, в тот вечер, когда он изнасиловал Нелли, снова проснулась в нем. Он почувствовал, как ему захлестнул и тело, и душу, невероятный гнев, бешеная ненависть к старухе. «Найду — убью!» — сказал он себе, даже не задумавшись о смысле этих слов.

Наконец, его внимание привлек какой-то звук — звук шагов, взбирающихся по ступеням. Он даже вздрогнул, настолько неожиданным показался ему подобный звук в этом разоренном месте.

То была она. Старуха, карабкавшаяся вверх вдоль стены. Крохотными шажками она взбиралась по деревянным ступеням наполовину обвалившейся лестницы, прилепленной к той самой стене, над которой нависал белый эмалированный унитаз. Неужели она и вправду подбиралась к этому туалетному сиденью? Что она собиралась там делать, какие речи вести? «По франку лимончик, по франку… По франку город, по франку…» В своем грязном и изодранном, болтавшемся на ней мужском пальто, с голыми ногами в лиловых струпьях, со своей сморщенной рожей, с глазами цвета гипса и беззубым ртом, со своей бесформенной кошелкой, полной гнилых лимонов, она выглядела, как гротескная, страшная колдунья, которая собирается навести порчу. Навести порчу на город. «По франку город, по франку…» Она поднималась на амвон, чтобы проклясть город, обречь его на смерть. Всходила на стульчак, чтобы разлить и развеять над городом чуму.

Янтарная Ночь — Огненный Ветер подошел к лестнице. Она была так изломана, дерево так прогнило из-за дождей, что казалось просто невозможным ступить туда ногой и не провалиться. К тому же не хватало многих ступеней, иногда четырех-пяти подряд. И тем не менее старуха упорно продолжала свое восхождение, странно покачивая головой и ничуть не беспокоясь об опасности. Янтарная Ночь — Огненный Ветер встал у самого подножья и окликнул старуху: «Эй! Куда вы лезете? Лестница вот-вот рухнет, вы с ума сошли! Спускайтесь обратно!» Он не знал даже, чего хотел от нее, — она не переставала его удивлять, вызывая то любопытство, то гнев. Беспрестанно ускользая. Она даже не обернулась. «Я с вами говорю! — крикнул он ей снова. — Вы кто? Отвечайте!» Она продолжала невозмутимо подниматься, даже по несуществующим ступенькам. Поднималась вдоль стены, карабкалась через пустоту. «Я знаю, кто вы! — опять закричал Янтарная Ночь, — знаю! Вы привидение, покойница, умершая плохой смертью, таракан, горгона Апокалипсиса! Но я не позволю вам изрыгнуть вашу анафему на город и на живых!» Он даже не знал в то мгновение, играл ли, грезил ли, боялся ли по-настоящему. Одно было наверняка: старуха звала его к преступлению — все равно, ради нее или против нее. «По франку смерть, по франку / по франку смерть, по франку…»