Янтарная Ночь - Сильви Жермен

Он не искал свою жертву. Не он должен был искать ее — пускай сама явится к нему. Пускай явится сама и укажет на себя его гневу, предложит себя его ярости. Он вполне сумеет узнать ее, когда она предстанет пред ним. Тогда он и совершит свое дело — убийство, дело освобождения, и тем же самым жестом перережет, наконец, эти темные узы, которыми прикован к старой ране, и все прочие, еще связующие его с другими людьми. «Если понадобится, — говорил он себе, — я вырву ей сердце, чтобы навсегда отправить собственное сердце в изгнание, поставить вне закона. Да, вырву ей сердце, чтобы одичать безвозвратно и стать совершенным варваром. Тогда я устрою свою жизнь в полном расколе с людьми и с Богом. Вот именно, надо довершить раскол».

Эта мысль завладела им не в виде смутной идеи или бессвязного бреда, а наоборот, как очень точная аксиома, согласно которой он хотел перестроить свою жизнь. Такая же ясная и четкая, как та, благодаря которой Декарт обрел опору и уверенность в бездне сомнения, и на которой смог воздвигнуть свой феноменальный философский монумент. Аксиома, достойная его «мыслю, следовательно, существую».

Эту короткую хлесткую фразу Янтарная Ночь — Огненный Ветер вертел и так, и этак во время своих штудий, но ему никак не удавалось ухватить ее за нужный конец; он вложил в свои махинации с cogito[17] столько же абсурдного усердия, сколько господин Журден[18]в переделку своего комплимента маркизе. Но теперь речь шла о другом, термины его аксиомы принадлежали иному словарю — словарю преступления. Была одна лишь яркая сила очевидности, обретенная на самом дне сомнения, — боль чересчур блуждающей мысли, которая вдруг воздвиглась в высший принцип. В абсолютную необходимость совершить убийство, чтобы покончить со своим прошлым, с памятью, с ее муками — чтобы окончательно свернуть шею любой форме жалости и даже чувству вообще, именно в том и состояла его очевидность. Его ослепительно прекрасная аксиома. Убить, чтобы освободиться от всех и вся, и от себя самого. Убить, чтобы существовать наконец при полной свободе — вне закона.

Он не искал свою жертву, он предоставил ей самой явиться к нему. Это заняло какое-то время, но она пришла.

Ибо она пришла, его жертва. Тем не менее, чтобы предстать перед ним, она избрала извилистый обходной путь.

Все началось с песни, как в комедии. Но песня весила шестнадцать тонн, а комедия играла душами в кредит.

Some people say a man is made out of mud

A poor man is made of muscle and blood

Muscle and blood, skin and bone

A mind that’s weak and back that’s strong…[19]

Голос был изумительный, такой тяжелый и низкий, что, казалось, рождался из нутра человека, сидящего на корточках под землей. Негритянский голос. Янтарная Ночь — Огненный Ветер не понял ничего, так слова гудели в самой глубине тела певца, но ему и незачем было понимать. Он слушал. Голос грянул из открытого окна, тотчас заполнив, словно мощный прилив, улицу, по которой он шел. И он остановился, накрытый этой ужасающе сладкой волной.

Sixteen tons and what do you get?

Another day older and deeper in debt.

St. Peter don’t you call me

’Cause 1 can’t go

I owe my soul to the Company Store…[20]

Голос ширился, словно половодье тоски и красоты. Охватывал все тело слушателя, тек меж кожей и плотью, словно кровь, слезы и ночь, слившиеся в пот. Ночь плоти, обреченной на горе, на стыд. Кровь плоти цвета ночи, пот сердца цвета слез.

I was born one mornin’

when the sun didn’t shine

1 picked up a showel and walked to the mine…[21]

Голос был так плотен, так широк и величествен в своей жалобе, что, казалось, потрясал весь город. У Янтарной Ночи возникло ощущение, будто земля дрогнула, будто начинается мощный сдвиг пластов под напором рвущихся из ее недр грязевых потоков. Казалось, еще чуть-чуть, и сами стены тяжко, двинутся чередой по взорванным улицам, словно стадо темнокожих людей, бредущих к шахте.

Sixteen tons and what do you get?

Another day older and deeper in debt…

Четвертый этаж. Янтарная Ночь — Огненный Ветер определил окно, откуда доносился голос, вбежал в дом и помчался наверх по лестнице, перескакивая через ступеньки. Дверь квартиры, откуда лилась песня, была не закрыта. Он толкнул ее, даже не подумав постучать. Оказался в темном коридоре, насыщенном каким-то незнакомым ему запахом. Чем-то сладковатым и горьким одновременно. «St. Peter don’t you call me ’cause I can’t go…» Звуки исходили из соседней комнаты, там же слышался приглушенный девичий смех. Он прошел по коридору и остановился на пороге комнаты с полузакрытыми ставнями. Помещение было загромождено больше, чем хранилище музея естественной истории. Целое скопище неподвижных тварей теснилось в полумраке. Животные были на стенах, на столах, на полках. «I owe my soul to the Company Store…» Янтарная Ночь заметил, что тут почти исключительно пресмыкающиеся — препараты ящериц, гадюк, веретениц и ужей, выставленные под стеклом черепахи и скелеты различных змей, и целая стая превращенных в чучела извивающихся рептилий с длинными, блестящими и гибкими, как водоросли, телами. Гремучие змеи, кобры, вараны и питоны, подняв голову с раскрытой пастью, пристально смотрели друг на друга своими маленькими стеклянными глазками.

Глаза того, кто вошел в комнату, тоже отличались странным стеклянным, или, скорее, металлическим блеском. Он был босоног и расхристан. И, казалось, ничуть не удивлен присутствием постороннего у себя дома. Он заговорил первым. «Я тебя знаю?» — спросил он просто. «Нет». — «Тогда зачем пришел, кто прислал?» — «Никто». — «Значит, купить хочешь?» Янтарная Ночь подумал, что тот продает чучела этих тварей и ответил: «Вот уж нет». Тут появилась девица, чей смех он слышал. Она тоже была босонога и одета лишь в просторную мужскую рубашку, доходившую ей до середины бедер. Янтарная Ночь присмотрелся к рисунку ее грудей под рубашкой; заметил также, что у нее точеные, прелестные маленькие ступни. Она оглядела непрошенного гостя с ног до головы и, казалось, нашла его по своему вкусу. «Кто это?» — спросила она у своего приятеля. «Тип, который умеет говорить только нет. Понятия не имею» — ответил тот лаконично. — «Это пвавда? — обратилась она к Янтарной Ночи, — Вы всегда гововите нет?» — «Ха, вовсе нет! — воскликнул он, смущенный обольстительным взглядом девушки и ее легкой картавостью. «Вот видишь», — заметил парень, пожав плечами. — «Конесно, визу, — согласилась она со смехом, — но то, сто я визу, совевсенно осявовательно». Янтарная Ночь, наконец, объяснился. Дивный голос, услышанный им на улице, приоткрытая дверь. Голос в последний раз пропел свою жалобу. «St. Peter don’t you call me ’cause I can’t go I owe my soul to the Company Store…»