Презумпция невиновности - Скотт Туроу

– Пусть посмотрят в университете журнал посещений, служащие расписываются там, приходя на работу. Один раз мы с Натом пошли посмотреть, как мама работает на компьютере. И работа тоже фиксируется машиной.

– Примем к сведению, – говорит Сэнди.

– И в какое время она работает? – спрашивает Джейми. – Наверное, не очень поздно?

– Компьютер освобождается в восемь. Она уезжает из дома в половине восьмого, самое позднее – без двадцати восемь.

– А Нат? – интересуется Сэнди. – Когда он ложится спать?

– Чаще всего Барбара укладывает его перед уходом.

– Нат часто просыпается?

– Нет, он спит как убитый. Но я никогда не оставляю его одного.

Сэнди фыркает, давая понять, что это недоказуемо.

– Тем не менее, – говорит он, – эти факты в нашу пользу.

– Мне хотелось бы поговорить еще об одном свидетеле, – говорю я и называю имя Робинсона.

– Это врач, которого я навестил несколько раз.

Томми, конечно же, взял моего психиатра на заметку как возможного свидетеля. Берет меня на пушку. Я сам такие штуки проделывал. Внушал, что знаю всю их подноготную. В прошлом месяце Мольто затребовал сведения о моем банковском счете в Ниринге. Президент банка доктор Бернетайн, старый друг покойного отца Барбары, теперь даже не смотрит в мою сторону, когда я захожу за деньгами. По выписанным мною чекам Мольто и установил имя моего психиатра.

– Да-да, доктор Робинсон, – говорит Сэнди. – Он позвонил мне сразу же после обнародования обвинения. Узнал из газет, что я твой адвокат. Сообщил, что полиция вызывала его на допрос, но он отказался, ссылаясь на врачебную тайну. Тебя же он просто не хотел беспокоить. Я сказал, что он прав и мы будем поддерживать его позицию.

– Это совсем не обязательно. Впрочем, мне все равно.

Мне в самом деле было все равно. На фоне того, что произошло за несколько последних месяцев, позиция Робинсона – малозначащее обстоятельство.

– Твой адвокат настоятельно рекомендует, чтобы тебе было не все равно. Мольто убежден, что мы выдвинем Робинсона в качестве свидетеля, который подтвердит твое нормальное психическое состояние, исключающее возможность преступных деяний.

– Держу пари, именно это он и скажет.

– Видимо, я плохо объяснил мою точку зрения. Как я уже говорил, у обвинения не хватает материала, чтобы установить мотивы преступления; ты весьма внятно изложил версию дель Ла-Гуарди: Сабич без ума от Каролины, он не хочет, чтобы прервалась их связь. Но скажи мне, Расти, где прямые доказательства близости между ответчиком и погибшей? Несколько телефонных звонков, которые могли быть вызваны служебной необходимостью? Никаких дневников. Никакой записки, присланной в букете цветов. Никаких любовных писем. И твоя личная секретарша мало что знает.

– Ничего не знает, – уточняю я.

Сэнди прав. Как я сам не заметил эту слабину в доводах обвинения? В качестве обвинителя я непременно обратил бы внимание на эту «мелочь». Но я стараюсь подавить в себе возрождающуюся надежду. Нико не дурак, выжмет все, что можно, из такого существенного обстоятельства, как постель. Я показываю на распечатки телефонных звонков.

– В октябре мне было несколько звонков из квартиры Каролины.

– Да? Кто возьмется утверждать, что звонила именно Каролина? Вы тогда вместе работали над серьезным делом. Насколько я помню, возник горячий спор по вопросу опеки над одним мальчиком. Как его звали?

– Вендел Макгафен.

– Да, Вендел. Тяжелое было дело, множество вновь обнаружившихся обстоятельств, о которых приходилось думать даже дома.

– Зачем я попросил Липранцера не запрашивать регистрацию моих телефонных звонков?!

– Это задачка посложнее, – кивает Сэнди, – но я считаю, что человек с чистой совестью чувствует себя вне подозрений и не будет загружать детектива лишней работой.

Мне нравится, как Сэнди расставляет точки над i. Так оно и должно быть. Как у фокусника: ловкость рук и никакого мошенства.

– А миссис Крапотник? – напоминаю я Сэнди особу, которая якобы видела меня у дома Каролины.

– Нам еще многое предстоит обсудить. Если тебе хочется поскорее убраться из прокуратуры округа Киндл, самого ужасного места на свете, тебе, естественно, не обязательно ехать в Ниринг, к себе домой. Никто не отрицает, что ты бывал у Каролины. Как-никак на стакане есть твои пальчики. – Сэнди улыбается загадочной испанской улыбкой. Постепенно вырисовывается убедительная линия его защиты. – Нет, дель Ла-Гуарди не может поговорить по душам ни с тобой, ни, допустим, с твоей женой. Он в трудном положении, Расти. О тебе давно поговаривали. Половина юристов в нашем округе теперь думают, что подозревали о твоей связи. Но слухи к делу не подошьешь. У обвинения нет свидетелей, которые собственными глазами видели, что ты спишь с этой женщиной. Обвинение не может докопаться до мотивов преступления. Я был бы более уверен в благополучном исходе дела, если бы не проблема твоих показаний. – Его большие темные глаза встречаются с моими.

Проблема моих показаний? Он имеет в виду стоящий передо мной выбор: говорить правду или не говорить. Но это вопрос будущего. В конце концов, наша задача состоит в том, чтобы посеять сомнение.

– Не исключено, что, когда дель Ла-Гуарди изложит обвинительное заключение, присяжные заседатели задумаются, не явился ли ты жертвой случая.

– Или жертвой сфабрикованного дела.

Сэнди – разумный рассудительный человек. Он снова устремляет на меня серьезный проницательный взгляд. Он не хочет, чтобы между нами были недомолвки. Время, однако, поджимает. Сэнди смотрит на часы. Я дотрагиваюсь до его руки:

– Что, если я скажу, что Каролина была задействована в одном процессе, когда подкупили одного прокурора? И что обвинителем на этом процессе выступал Томми Мольто?

Прищурив глаза, Сэнди долго молчит.

– Пожалуйста, разъясни.

Я вкратце рассказываю о «папке П.», о которой я никому ничего не говорил. Дело о подкупе прокурора является прерогативой Верховного суда округа.

– И что же дало твое расследование?

– Ничего не дало. Оно прекратилось в тот день, когда я ушел с должности.

– Его необходимо продолжить. Могу рекомендовать одного человека. Или у тебя есть другая идея?

Сэнди вытаскивает изо рта сигару и аккуратно давит окурок в пепельнице, надевает пиджак и, вздыхая, говорит:

– Нападать на прокурора, выдвигая встречные обвинения, – такая тактика нравится клиентам адвоката, но отнюдь не убеждает присяжных. Достаточно того, о чем я уже говорил: твое сопротивление политике дель Ла-Гуарди, твое увольнение с работы. Эти факты бросают на него тень и объясняют его желание засудить тебя во что бы то ни стало, несмотря на недостаточность улик. Поэтому, прежде чем выходить со встречным обвинением, необходимо хорошенько все взвесить. Доказав низкие намерения обвинителя, можно выиграть процесс, но явление это редкое.