Выбор для Пепла - Дарья Вознесенская

не часто, зато слушала я рассказы мужчин с большим вниманием, пусть они и не предназначались мне - также начала проникаться определенной симпатией... исключительно к его профессиональным навыкам, которые в большей степени касались расследований и управления огромным хозяйством, нежели пытками или казнями.

На самом деле «палач спит на пороге дарелл-пара» - так весьма информативно говорили в замке - а не в нашем ведомстве.

Если Симеон Ордин думал, что его злые реплики и  нагловатое поведение остальных меня мучает, то он глубоко заблуждался. Меня сложно было расстроить после всего со мной произошедшего. Они не обращали на меня внимание? Что ж… зато и Канилоссы, оказавшиеся внезапно очень далеко, тоже. Насмехались и глумились, а то и отпускали двусмысленные шуточки? Но всерьез задевать или обижать меня никто не пытался.

Играло на руку ощущение принадлежности к одной «стае» и то, что меня большинство считало развлечением для Квинта.

А вот поведение остальных слуг первое время огорчало. Не сказать, что ранее я по особенному дружила с кем-то - все-таки большую часть времени я проводила на одном из верхних уровней вместе с Камиль. Но всегда находился тот, с кем можно было словом перемолвиться или даже пройтись куда.  А сейчас из-занового статуса от меня шарахались. Больше ли потому, что я стала  «подстилкой решателя», как зло бросила однажды одна из служанок, или потому, что была обозначена сотрудницей «контролирующего органа» - не знаю. Но каждый раз, когда я приходила на кухню или встречалась с кем в местах общего пользования, слуги замолкали и смотрели недобро. Лишь Зорр и Карсий решились подойти ко мне однажды… и высказать все что они думают о моем обмане. Их не слишком волновал тот факт, что я делала это вынужденно - и последствия правды ведь не замедлили проявиться в случае с Лайнеллом - или то, что я не персонально им лгала. Ущемленное мужское эго… и недоверчиво-любопытный взгляд в мою сторону, сменившийся холодом... вот и все, что я получила заместо бесед и некоторого покровительства.

Но я готова была заплатить своим одиночеством за новый образ жизни.

Так что просто перестала приходить на кухню, когда там было много народу.  И игнорировала остальных слуг, как и они  - меня.

Ведомство решателя занималось… наверное, всем. Оно был чем-то средним между внутренней службой безопасности, МИДом и казначейством. А я и правда стала одним из низших звеньев этой машины - отлично смазанной машины. И на удивлением радовалась  нормальной жизни.

Уборка? Ну и пусть. Сбегать с запиской на другой конец замка? Не проблема. Скопировать вручную целый том касательно въезжающих в замок и выезжающих из него представителей благородных родов и других городов?

Да когда бы я еще узнала сколько их всех здесь на самом деле?

Это было похоже на офисную работу, где я занимала стартовую позицию. Привычно. Понятно. В  относительной безопасности. Даже интересно и… не настолько унизительно, как многое из моих действий прежде. Хотя может я сильно изменила отношение к тому,  что считать унизительным и неприемлемым. Не потому, что сломалась и смирилась… просто поняла, что живу совсем в другом мире со своими совсем другими законами - вполне адекватными тому уровню развития общества, что есть сейчас.

И хочу и дальше жить.

И было кое-что еще, что вызывало у меня тихий молчаливый восторг - ох упаси боже сказать кому об этом.

Я получила почти не ограниченный доступ к самой разнообразной информации.

32

 

- А-апчхи.

Нет, я не заболела.

Я же не болела… и это, безусловно, беспокоило. Не потому что мне хотелось вдруг свалиться с непонятной инфекцией, а потому, что через какое-то время это могло стать заметно для окружающих.

Вдруг замок бы настигла эпидемия? Повальное отравление… Меня ранить могут, в конце концов! И рана быстро затянется, желудок перемелет даже гвозди, а посреди бубонной чумы я буду скакать счастливым олененком…

Чем больше я об этом думала, тем большую уверенность обретала. Я - маг. Ворожка. Человек с экстраординарными способностями, проявляющимися как в виде какой-то бешеной регенерации и иммунитета,  так и в виде чувствительности к эмоциям других.

Может еще в каком - но об этом мне пока ничего не было известно.

А значит я та, кого надо опасаться, ненавидеть и… уничтожать. И вот осознание последнего меня в какой-то момент накрыло почище цунами. И овладело моими мыслями гораздо больше, чем сам факт наличия волшебства… конкретно в моем теле. В том, что мне досталось.

Конечно, это волшебство по каким-то причинам пока что скрыто, но, если я не найду способ подчинить его заранее, будет проявлено всем и каждому. И тогда мне станет не просто не сладко… В общем-то меня не станет -  это я поняла в течение последних суток, пока убиралась в пыльных архивах.

То есть выполняла без иронии обожаемую грязную работу - ведь благодаря ей я успевала не только вдоволь начихаться и потешить коллег, но и прочесть и изучить самые разные материалы.

В кладовой, в которую меня отправил «старший» было темно, а груды бумаг, свитков и даже керамических дощечек с надписями валялись в самых непотребных кучах. Которые мне и надо было систематизировать, привести в порядок и выкинуть уже откровенно развалившиеся экземпляры… ну или переписать, если у Симеона дарелл Ордина было «особое» настроение.

Попадались и книги, причем в виде довольно странных подборок. Как-будто кто-то писал научную работу по определенной теме и не вернул их в библиотеку. Эти тома я просматривала с особым тщанием, делая вид, что, якобы, перебираю склеившиеся страницы. И вот в одном из них я и встретила жуткие в своих подробностях сведения, которые мой разум отказывался первое время принимать. Принимать как данность… Именно потому, что это были не просто какие-то дела давно минувших дней или пугательные сказочки, но реалии этого мира, которые могли коснуться меня напрямик.

Инквизиция.

Или как она здесь называлась «искра Ордена». Но название не меняло суть. Это было судом с участием присяжных - членов ордена - над теми, кого полагали еретиками… кто продолжал пропагандировать свои взгляды или практику, невзирая на предупреждения и наносимый вред.

Ведовство им вполне подходило в качестве ереси.

И пусть число сожженных на кострах ворожек не было столь велико, а причины, названные в документах, казались весомыми - за каждой смертью все равно стояла огромная трагедия.

Так что при чтении каждого абзаца я чувствовала, как волоски на руках становились дыбом, а то, что было прежде моими подозрениями и намеками окружающих, развернулось перед мысленным взором во всей красе.