Беседы палача и сильги - Руслан Алексеевич Михайлов

— С этими лампами мы далеко не ушли, Рург. Нас всех разом скрутило.

— Скрутило? — выпрямившись, я пристально уставился на Магария.

— Скрутило — подтвердил он и горлышком бутылки коснулся лба — Вот тут как лопнуло что-то. Боль дикая! Я в крик! Рург… когда на войне мне топор в бедро всадили и в ране провернув вырвали его вместе с куском мяса… я так не кричал, как этой ночью на темной ночной тропе. Боль! Я в голос реву! Рядом выгибает старшую сестру Ксаллопу! Она катается в грязи, бьется головой о корни… Рядом со мной кричит страж Бунжий, тыча себе в лицо горящим факелом… запах горящей бороды…

— Светлая Лосса…

— Словами не передать, Рург. Наш рев многоголосый, быть может, и до тракта донесся, ночных путников перепугав.

— Темное дело — невольно вырвалось у меня.

Медленно кивнув, Магарий почти прошептал:

— Темное дело… нечистое… Меня корчило от боли, Рург, но… я прямо чуял как ко мне тянется что-то страшное из мокрой больной чащи… И я знал — если дотянется, то… и тут звякнуло! Звонко так! И до-олгий понесся звон над тропой. Боль разом прошла, то, что незримо ко мне тянулось будто отпрянуло. Я приподнялся. Грязь с лица утер, отплевался, глянул… а старшая сестра Ксаллопа стоит посреди тропы прямо-прямо, как мачта на корабле. Руки воздеты. На одной ладони лампа витражная утверждена. А в другой сестра сжимала штуку одну странную…

— Какую?

— Да знать бы… Видел ее едва-едва, но кажись на мальчишескую рогатку похожа. А над чащей все звенит и звенит… Меня трясет, еле поднялся, воздел других на ноги, гляжу — сестра Ксаллопа падает. И…

— И?

— Подхватил я ее. На ногах не удержался и мы в грязь упали. Кое-как поднялся, она что-то бормочет, а я даже и слушать не стал, Рург — старший страж уставился на меня удивительно чистым или даже просветленным взглядом — Я попросту взвалил почтенную Ксаллопу на плечо, подопнул стонущего Бунжия и погнал всех вверх — прочь оттуда! Прочь! И гнал я их до самой повозки! Там так орать начал, что повозку мигом распрягли, на руках приподняв развернули, лошадей кругом обвели, впрягли и… погнали мы вверх по тропе! Шар звенит, дребезжит, служки его облапили, на нем висят, что-то кричат, раненые воют от боли, а я знай лошадей нахлестываю и сам ору что есть мочи, остальных подгоняя. Не помню, как на тракте очутились… Но там уже я лошадей придержал… там уже и страх отступил.

— Вы… убежали — произнес я, мягко вынимая из руки стража бутылку вина. Запрокинув голову, я вылил последний глоток в рот, поморщился от винной гущи, но все же проглотил и повторил — Вы убежали… малый отряд стражей, несколько сестер Лоссы, храмовые служки…

— Да, Рург. Мы убежали. Это и отступлением то не назвать. Бегство позорное. Сестру Ксаллопу и остальных мы в храм доставили. Там нам всем помощь оказали. Там и продержали в главном зале почти до рассвета, со всех сторон нас витражными лампами окружив и спать никому не позволяя. Еще и выпить дали что-то — по сию пору сна ни в одном глазу и чувствую себя бодро. Велели хмельного не принимать, но…

— Вы убежали…

— Да что ты все заладил? — побурел Магарий — Убежали! А ты чего ждал? Сам ведь там уже бывал? Рассказывай давай!

— Ты не сочти мои слова за грубость — я примиряюще улыбнулся — Просто в изумлении некоем пребываю…

— Стало быть кхтун там?

— А сестра Ксаллопа?

— Она больше повторяла про то, что никому из нас никогда нельзя и слова проронить о том, что случилось той ночью и что мы пережили. Все утирала льющую из носа кровь — которая все не унималась — и все повторяла свой суровый наказ, комкая в руке пропитанный кровью платок и прижимая ко лбу стеклянную монету с золотой каймой.

— Стеклянную монету?

— Да нет… нет ведь таких. Но похожа на большую монету. Или на…

— Хрусталь… — обронил я глухо, нагибаясь над ведром и плеская в лицо теплую воду.

— Во-во. Мне тут что-то говорили о кинжале со странным лезвием…

— Это не мое.

— Ведьмино?

— Она не ведьма — возразил я.

— Очаровала и заплела уже душу твою? — хохотнул начавший приходить в себя Магарий — Палач и сильга путешествуют вместе… где ж такое видано?

Я пожал плечами и, вытерев лицо висящим в углу полотенцем, уселся на залитый утренним солнцем скрипнувший подоконник:

— И все?

— Куда там. Тогда же отослали сестры двух конных гонцов. А к ведущей в Ямы тропе отправили пятерых стражей, двух сестер и двух послушниц Лоссы, а с ними еще троих служек с факелами и витражными лампами. Покосившаяся повозка уже в храме и починка ее дешево не обойдется. Мне же было велено разослать всем золотарям весточку, чтобы в Ямы никто не совался, потому как там бешеный медведь объявился, что уже троих прикончил. С рассветом меня домой отпустили. Только я успел штаны чистые натянуть, как пришла весть об убийстве Нимрода Ворона и что убийцу рядом с телом застали и убийца тот удивительно спокоен, себя кличет Рургом и требует позвать к нему старшего стража Магария… Вот теперь все кажись рассказал…

— Мой черед?

— Твой — стражник повернулся ко мне всем грузным телом, хлопнул ладонью по столу — Давай… рассказывай. Может твоя история будет не столь позорная…

— Не будет — вздохнул я и, не выдержав, тихо рассмеялся — Вот ведь дела…

— Давай-давай — поощрил меня Магарий — Рассказывай без утайки. А потом угощу тебя яичницей с жареными колбасками в трактире напротив.

— Поесть не помешает — признался я, натягивая рубаху, что некогда принадлежала казненному мной преступнику. Лица уж и не упомнить — Попрошу тебя кое о чем еще, добрый Магарий.

— Проси.

— Раз уж я в тюрьме вдруг оказался и приговоренные рядом… так чего ж попусту ноги бить? Сразу и кончу дело.

— Погоди… никак ты хочешь…

Я кивнул:

— Ну да. Расскажу, как было дело ночью, а затем прихвачу какой-нибудь топорик и…

— Не по традиции так — качнул головой Магарий — Уж прости, Рург. Но все должно быть как заведено. Ты уж будь добр позавтракай со мной, следом переоденься во что положено, а я дам знать сестрам Лоссы, что приговоренные желают душу излить напоследок. А там уже можешь и приступать…

— Ладно — вздохнул я — Будет все как заведено…

— А пока рассказывай. Может не только я труса спраздновал этой ночью…

* * *