История любви в истории Франции. Том 8. Наполеон и Мария-Луиза - Ги Бретон

Покраснев, молодая женщина рассказала, как, переодевшись крестьянкой, она вышла на дорогу, для того чтобы раздать трехцветные кокарды солдатам из армии Нея.

– Сев на ослика, – сказала она, – я сделала вид, что еду продавать яйца, и никому в голову не пришло меня останавливать. Я смеялась и проезжала везде. Я не знала пароля, но знала слова, которые заставляли смеяться. Когда я подъезжала к солдатам и раздавала им сине-красно-белые кокарды, они сбрасывали белые кокарды с криками: «Э! Да здравствует курочка, которая снесла такие яички!»74

Наполеон расхохотался. И для того чтобы отблагодарить мадам де Пеллапра за столь героический поступок, он увел ее в свою спальню и сделал то же самое, что накануне произвел с мадам Дюшатель…

28 июня, часов в десять утра, бывший император в окружении офицеров отыскивал на карте местоположение прусских авангардов, появление которых было замечено на севере департамента Сена. Тут во дворе Мальмезона остановилась какая-то карета. Из нее вышла Мария Валевская с маленьким Александром. Наполеон устремился навстречу и с волнением сжал ее в своих объятиях:

– Мария! Какое у вас потрясенное лицо!

Он провел ее в библиотеку. Там она заговорила с той же страстью, как некогда, когда уговаривала его спасти Польшу. В течение четверти часа она умоляла его встать во главе армий, защитить Париж, остановить войска коалиции и отвоевать трон…

Он внимательно выслушал ее и в конце мягко сказал:

– Я уже принял решение, Мария. Ваши аргументы бесполезны. Ни мой брат Люсьен со всей его диалектикой, ни мой брат Жером, чью отвагу и популярность я очень ценю, не смогли заставить меня переменить решение.

– Но тогда Парижу ничто не угрожало, – сказала она.

– Угрожало, как и сегодня.

– Но он не был атакован, осажден, сдан!

Он пожал плечами. Она подошла к нему и прошептала:

– Подумайте о Париже… о Франции… Наполеон! О вашем троне… Об орлах… о твоем сыне!..

Но ни это имя, которое она обычно избегала употреблять, ни переход на «ты», что происходило только в минуты их близости, не смогли повлиять на решение Наполеона.

– Решение принято, – повторил он. – Я попрошу в далекой стране убежище для всеми проклятого человека. Я буду жить там, уважая законы этой страны, и буду занят только воспитанием короля Римского; я буду готовить его к тому дню, когда французы позовут его…

Отчаявшаяся Мария зарыдала.

– Мне так хотелось бы вас спасти! – простонала она.

Затем она ушла, дав ему возможность поцеловать Александра, которому начал казаться весьма забавным этот папочка, с которым без конца прощались с такой тоской…

Слова молодой женщины все же возродили в душе Наполеона пламя, которое он полагал уже угасшим. Ибо на следующий день, когда ему сообщили о том, что в его распоряжение выделены два фрегата и что он должен выехать в Рошфор незамедлительно, он попросил правительство дать ему возможность возглавить армию, для того чтобы отбросить пруссаков. Но Фуше ответил отказом.

И тогда он в молчании пожал руки друзьям, расцеловал Гортензию и мать, поднялся на прощание в комнату, где умерла Жозефина, переоделся в партикулярное платье, надел на голову цилиндр, сел в коляску вместе с Бертраном, бросил последний взгляд на Мальмезон и уехал, чтобы никогда не вернуться…

Едва коляска императора скрылась из виду, как генерал барон Гурго, собиравшийся уже сесть в свою карету, увидел, что к нему подошли два весьма возбужденных человека.

Одним из них был господин Антон Белина-Ступецкий, тот самый поляк, чья жена проводила с Наполеоном бурные ночи на острове Эльба. Второй, в широкополой шляпе, прятал лицо в огромный галстук. Ступецкий знаком дал понять Гурго, что желал переговорить с ним конфиденциально. Заинтригованный этим генерал усадил его в свою коляску. Сев, поляк заговорил умоляющим тоном:

– Вы непременно должны взять с собой мою жену. Она хочет последовать за императором и заявляет, что готова разделить с ним все тяготы ссылки. Какое бы место он ни выбрал для проживания, она должна быть рядом с ним. Только она может поддержать его и успокоить. Она его любит, а ему понадобятся все необычные качества ее пола…

Видя, что Гурго колеблется, муж с настойчивостью добавил:

– Вы не знаете, чем является для императора моя жена. В Порто-Феррайо она была его свежестью, его нежностью, его наслаждением. Возьмите ее с собой!

– Да где же она? – спросил Гурго.

– Здесь, – сказал Ступецкий, указав на своего спутника. – Она переоделась мужчиной для того, чтобы не быть узнанной и не иметь затруднений с отъездом.

Поляк встал в коляске на колени:

– Умоляю вас, возьмите мою жену с собой!

Время подгоняло. Гурго сделал Белине знак сесть в коляску.

– Вы оба поедете со мной, – сказал он75.

Затем он велел кучеру ехать в Рамбуйе, где красивая мадам Ступецкая могла пригодиться Наполеону скрасить неудобства путешествия…

Путешествие продлилось пять часов. В течение всего этого времени Ступецкий с детским восторгом описывал ту радость, которую должен будет испытать император, узнав, что его возлюбленная приехала к нему. Добряк Гурго, не привыкший к столь непринужденным манерам людей из высшего света, глядел на этого странного мужа с недоумением.

В десять вечера, когда эта троица прибыла в Рамбуйе, Наполеон, утомленный дневными хлопотами, собирался лечь спать.

Поляк был расстроен.

– Доложите императору о том, что приехала моя жена, – сказал он. – Бедняга должен испытывать желание немного развлечься.

Но его не приняли, и ему пришлось вместе с женой заночевать в одном из постоялых дворов города.

На другой день в восемь утра Наполеон принял Гурго. Послушаем генерала:

«Я рассказал о моем приезде со Ступецким и о том, что мне пришлось привезти и его жену, переодетую в мужскую одежду. Император, подумав, заявил, что она и ее муж не должны будут ехать с ним дальше. Бертран поручил мне сообщить им эту неприятную новость, хотя я отказывался. Тогда он вручил мне письмо для этого поляка и сказал, чтобы я дал ему один или два наполеондора»".

Гурго отнес записку Ступецкому. Тот взорвался:

– Это измена! Император не мог отказаться от моей жены. Это не его приказ. Он слишком сильно ее любит… Вы продались англичанам. Предатель! Вы не знаете, как он любил ее в Порто-Феррайо… Как он проводил с ней ночи напролет, словно двадцатилетний юноша…

И, потеряв от злости контроль над собой, поляк без стыда рассказал Гурго и стоявшим поблизости офицерам обо всех приятных вещах, которыми могли заниматься Наполеон и его жена на острове Эльба.

Наконец они с Белиной встали на колени. Но генерал-барон попросил их убраться и предложил деньги для возвращения в Париж. От денег Ступецкий отказался. Тогда, как по-военному выразился Гурго: «Я послал их на…»