Селена, дочь Клеопатры - Франсуаза Шандернагор

– Как я узнаю, что она меня зовет?

– Она сообщит тебе об этом во сне и одновременно предупредит нашего первосвященника. Наберись терпения, однажды ты узнаешь все тайны мира.

Поверив им, она осталась, и от долгих молитв, капельных клепсидр и дурманящего запаха кедровых сундуков, где хранились священные писания, приходила в священный трепет. После того как она проводила с затворницами по два часа кряду (из-за ежедневных забот в храме Исиды всегда следили за временем), ее тоска падала в пропасть, как камень. Она чувствовала невероятное облегчение: воздух словно бы искрился над ней, и порой, возвращаясь во дворец, она ловила себя на том, что подпрыгивала.

Но как только она подходила к углу заброшенного сада, где по левую руку виднелась крепостная стена Царского квартала и могилы Сома, то снова становилась царицей Кирены, успокаивалась и бросала взгляд на Мавзолей своей матери: он немного возвышался между храмом и крепостной стеной и был гораздо выше, чем дворцы; но стройка затянулась, и подмостки не давали возможности угадать его конечную форму.

– Хорошо, что Царица еще не готова вернуться, – выкрикнул Диотелес, выходя из диких зарослей навстречу своей ученице. – Ведь если бы она была здесь, то архитектору пришлось бы купить себе новую шкуру! К счастью для него, она пока только в Патрасе, где твой отец остановился зимовать. Но на этот раз там собрана вся армия! Из глубин Азии пришли войска, сто тысяч легионеров, как говорят, и целая куча наемных войск, не считая армии союзников! Будет горячо!

– А где этот Патрас?

– По-прежнему в Греции. Но на полуострове Пелопоннес. У входа в Коринфский залив. Напротив Италии.

– А противник?

– Противник пересек море. Они занимают берег Далмации и остров Корфу. Не так уж умно с их стороны: они удалились от своих баз… Мы их проглотим за один раз!

– Мы? Ты тоже будешь сражаться?

– Ха! Ты хочешь моей смерти? Я не выше, чем твой брат Александр! К тому же, посмотри, я стар и у меня белая баранья шерсть.

– Это точно! Позволь мне потрогать твои волосы: они такие мягкие… А теперь задавай мне вопросы о Гомере и увидишь, хорошо ли я выучила урок.

Что стало бы с этим ребенком, если бы не произошла «катастрофа»? Можно представить, как она закончила свою жизнь в спокойной тенистой тишине монастыря Исиды. Но сделать подобный выбор ей не позволили бы законы монархии. Значит, ее выдали бы замуж и обеспечили необходимым для идеальной соправительницы багажом: хорошие познания в математике, музыке, греческой поэзии; владение макияжем; знания дипломатического протокола; некоторые идеи о правительстве и полная неосведомленность о мире. Вероятно, ее выдали бы замуж за серьезного юношу, возможно даже любящего, ведь это был ее брат, ее ласковый брат; но только она так давно его знает, что он не многому ее научил бы. Любовным играм? Конечно… Но без страсти. И впоследствии, сохраняя к ней братскую дружбу, фараон вскоре предпочел бы ей царских наложниц, гетер[121].

Замкнутая, боязливая и отчаянно чувственная, маленькая царица очень быстро подалась бы в религию. Увеличивая количество красивых церемоний с благовониями и светом, она добавила бы к Царскому кварталу «рождественский грот» для бога и две-три часовни для Небесной Царицы.

В любом случае замужество не стало бы для нее возможностью открыть новые горизонты. Из всей Ойкумены она знала только Египет, из всего Египта – только Александрию, а из Александрии – только дворец Тысячи Колонн и розовый остров Антиродос. Один, возможно, два раза она покинула бы дворец, чтобы послушать в театре (благочестивый поступок) старую трагедию в честь Диониса; или же по совету врача ее в закрытых носилках повезли бы к Городу мертвых или на ипподром: целое приключение! Вот так, «если бы все было хорошо», провела бы свою жизнь без сюрпризов, без несчастий и без радостей Клеопатра Селена, царица Крита и Кирены по назначению, но не по исполнению своих обязанностей, Великая Жена Царя Птолемея Цезаря…

Бедствия – это возможности. Для выживших, конечно. По-человечески (поставьте наречие в кавычки) этот ребенок в испытаниях обогатится: познает страх и ненависть, недоверие, ложь и двуличие, испытает на себе опасность и месть, раскроет неожиданное, неизвестное и внезапно, когда уже перестанет ждать и надеяться, познает наслаждение. Словом, научится приспосабливаться, извиваться, склоняться и выпрямляться – то есть адаптироваться ко всему и всем. Из маленькой меланхоличной и спокойной девочки, живущей вдали от шума и римской «глобализации», которая станет причиной ее изгнания, она превратится в отчаянную и отважную женщину, открытую для всех ветров, жительницу трех континентов – тростинку, плывущую по морям, по воле волн, за мечтой, в поисках своего пшеничного поля.

БЛАГОЧЕСТИВЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ

Золотой амулет в виде кулона. Гор с головой сокола. Миниатюрный, всего два сантиметра в высоту. Это единственное украшение, которое Селена смогла сохранить из своего детства после Великого Несчастья. Просто его забыли с нее снять, ведь он ничего не стоил.

Давным-давно одним весенним вечером в день рождения сына Исиды («Праздник ребенка») ей подарили его затворницы. Позже, находясь вдали от Александрии, она по-прежнему будет носить его на шее, даже не подозревая о том, что может кого-то шокировать.

– Какой ужас! – восклицали римляне. – Почитать бога с птичьей головой! Это смешно, и как раз в стиле египтян!

Похоже, никто не понимал, что это животное было не божеством, а только его символом: сокол олицетворял ребенка Гора в тот момент, когда его зоркий взгляд – «глаз Гора» – позволял ему увидеть и уничтожить змею, союзницу злого Сета.

Ничего не поделаешь, но Селена не смогла этого объяснить: однажды она потеряла амулет, так как слишком тонкое кольцо износилось и кулон отцепился. И с тех пор она осталась без украшения.

Было пятое сентября. Вскоре начнется время штормов, характерных для равноденствия, и прекратится навигация. Волнения на море стали чаще и сильнее. Форштевень[122] то нырял под волны, то поднимался к небу. Адмиральское судно плыло по волнам и иногда так сильно раскачивалось, что его бронзовый таран задевал облака. Но нельзя было опускать паруса: следовало воспользоваться северным ветром, чтобы отдалиться от «Антонии» и врагов. Курс на юг. Как можно дальше на юг.

Император замерз. Три дня он ничего не ел и совсем мало спал – даже ночью он стоял в носовой части палубы, завернувшись в свой красный плащ. Несколько раз Царица просила его присоединиться к ней в каюте: действительно ли ему нужно было бодрствовать ночью, когда стихал ветер и гребцы сменяли друг друга? Он не отвечал.