Ричард Длинные Руки - герцог - Гай Юлий Орловский

– Да, ваша светлость… занимался.

– Всем?

– Ну, – ответил он, раздираясь между лояльностью к прежнему хозяину и стремлением не слишком соврать, – он предпочитал благородную охоту…

– Понятно, – согласился я. – Это главное для благородного человека. Благородная охота для благородного… ага. А ты больше по всякой мелочи, верно? Типа всех накормить, нагрузить работой, проверить исполнение, дать задания на завтра…

Он потупился.

– Все верно, ваша светлость. Вы как в воду смотрите.

– Вот и прекрасно, – сказал я с чувством. – Как говорят каменщики, большие камни не ложатся хорошо без малых. Верно? Продолжай руководить всем хозяйством и дальше. А я буду присматривать за тобой. За одним легче, чем за всеми этими бестолковыми муравьями. Никаких особых перемен не планирую, а если и будут, то быта особо не коснется. Да и вообще кузнецам зачем знать о переменах в высокой политике?

Он выпрямился, лицо от приятной неожиданности порозовело.

– Я счастлив служить вашей светлости!

– Иди, – разрешил я. – Ветер шумит и ломает ветви наверху, а у подножия должно быть тихо.

– Истинно мудрые слова, ваша светлость!

– Да-да, – согласился я, – я весь такой мудрый… Кстати, после гибели герцога, как я слышал, оживились разбойники. Наверное, им показалось, что я не так страшен, как Хорнельдон?..

Он смиренно потупился.

– Не могу знать, ваша светлость.

– Возьми бумагу и запиши, – велел я. – Мой приказ. Я, Ричард Длинные Руки, вступил в управление… нет, во владение крепостью и землями… можешь все перечислить, и приказываю прекратить все самовольства и грабежи. Все, кто ослушается, будут наказаны по всей строгости закона…

Он в недоумении поднял голову.

– Как-как?

– По всей строгости закона, – повторил я автоматически, поперхнулся. – Ах да, что это я… Последнее слово не пиши.

Он кивнул:

– Я так и подумал, что ваше сиятельство оговорилось. «…будут наказаны по всей строгости!» Все, записал.

– Отлично, – сказал я. – Промокни, высуши и вели обнародовать. Суровость властителя говорит о его человеколюбии, понял?

Он ошалело кивнул:

– М-да, конечно….

Будут наказаны по всей строгости, повторил я про себя. А потом это и станет законом. Когда утвердится, и если народ примет именно такое решение вопроса.

Морган, как и поклялся, явился через полчаса, гордый и несчастный одновременно, но на меня посмотрел честными глазами человека, выполнившего обет.

– Ваша светлость, я в вашем распоряжении!

– Надеюсь, – сказал я, – не очень нарушил ваши планы?

– Мои нет, – ответил он, – однако леди Эмили Дикинсон весьма удивлена. Даже изумлена, можно сказать.

– Никто ее раньше не игнорировал? – спросил я.

– Вы угадали, ваша светлость.

– Я вообще догадостный, – согласился я. – Но с ними надо ухо держать востро. Мигом на шею сядут и не дадут подвижничать. А что за жизнь без подвигов? И не жизнь, можно сказать. Надеюсь, Кемпбелл ее хорошо устроил. Она издалека?

– Нет, ваша соседка. Я тоже, кстати. Прибыла засвидетельствовать, как и положено, все-таки после смерти мужа управляется одна…

– И боится, – закончил я, – что могу отобрать ее землю?

– Или выдадите замуж, – добавил он, – за одного из своих рыцарей.

– Понятно, – сказал я. – Уже привыкла править одна? Давно овдовела?

– Недавно, – пояснил он, – но и при живом муже тоже… Есть женщины, что сразу берут в свои руки все хозяйство, чему мужья только рады. Леди Эмили как раз такая.

Я посмотрел на него с интересом.

– А почему вам самому на ней не жениться? Женщина молодая и красивая.

Он вздохнул:

– Ваша светлость, я не хотел бы оказаться тем мужем, которого ей навяжут. Это львица!.. А мы все предпочитаем покорных овец. У нас с нею просто дружба… хотя и странная.

– Чем?

Он развел руками.

– Однажды я ее, можно сказать, спас от бесчестья, а то и смерти. Хотя для таких женщин бесчестье и есть смерть. С тех пор она, как ни странно, от меня отдалилась, хотя раньше общались без затей.

Я посмотрел на него с большим интересом.

– Ого! Вы ее заинтересовали настолько, что она боится попасть в лапы вашего обаяния.

Он улыбнулся польщенно, однако покачал головой.

– Для занятых делом женщин, – сказал он, – как я понимаю, садовник и есть просто садовник, каменщик – просто каменщик. Для женщин бездельничающих, их абсолютное большинство, и садовник, и каменщик – мужчины. А так как женщины – дуры и бездельницы, то для них мужчины в первую очередь именно мужчины. Для леди Эмили я отныне стал только ее спасителем, которого она почему-то побаивается, а вот как мужчиной не интересуется совершенно.

Я покачал головой, но смолчал, а он продолжал тяжеловесно выстраивать аргументы:

– Вообще-то я и сам бы это предпочел, я таких женщин побаиваюсь, но с другой стороны… как-то задевает. Не то, чтобы обидно, я выше такой мирской суеты, себе цену уже знаю, прошла пора неуверенности, я не юный барон Гедвиг, но все же она должна бы замечать мою чисто мужскую стать, могучий разворот плеч, физическую силу и вообще прочие благородные черты, начисто отсутствующие у большинства соседей…

– Да замечает она, – сказал я беззлобно, – эти хитрые лисы все замечают!

– А почему не показывает вида?

– А потому!.. Сэр Морган, потому!… Просто потому. Ждете от них разумных поступков? Тогда женщины потеряют половину прелести. Выпейте лучше вина, все пройдет. Вообще-то нам, мужчинам, лучше думать о Родине, а потом о себе… Я имею в виду земли Гандерсгейма, его богатства и сокровища.

Он воскликнул жарко:

– Я пойду готовить рыцарей!

– Но не на ночь же глядя? – сказал я с укором. – Им, кстати, тоже надо чуточку отдохнуть.

Во дворе деловитая суета, у прибывших осматривают коней, двоих повели перековывать, из кузницы доносится стук молота, из пекарни несет ароматом свежего хлеба.

Неистовый закат охватывает все бескрайнее небо от востока и до запада. В западной части разверзлись пурпурные бездны, даже не облака, а раскаленные скалистые горы искрятся оранжевым огнем на сколах. По выгнутому своду замерли красные и багровые волны, похожие на застывающие потеки тверди расплавленного купола над миром, спасающего от чудовищ из космоса.

Трепет прошел по нервам, ощущение небывалого и величественного придавило с такой силой, что ощутил себя крохотнейшей букашкой перед таким величием. С душевным трепетом смотрел и смотрел во все глаза, пока нечто глубоко в вечно бунтующей душе человека не возмутилось: какого хрена? Весь мир и вся вселенная созданы только для меня, я – вершина мира и творения! Так что да, неплохо, неплохо. Одобряю.