Репрессированные командиры на службе в РККА - Николай Семенович Черушев

А он говорит, что ты уже года два как вернулся. Жена здорова?

– Здорова. Все в порядке. Как ты?

– Отлично. Восстановили в партии. Генерал-лейтенант запаса. Ты понимаешь или нет?

– А что я тебе говорил? От всего сердца поздравляю! Надо увидеться.

– Непременно. Но сейчас не могу. Ты слушай, слушай, товарищ! Сегодня уезжаю из Москвы, в лагерь.

– Куда-а?

– В Караганду! В лагерь! Еду членом правительственной комиссии. Понимаешь или нет?

– Ой, как понимаю! Это же прекрасно! Это…

– Подожди, не кричи. Возвращусь месяца через три. Сейчас же встретимся.

И встречаемся.

Сидим за столом. Тодорский – бодрый, окрепший. На нем штатский костюм, но осанка генеральская. Лишь в глазах, если знаешь пережитое человеком и пристально всмотришься, видна большая усталость сердца.

– Вызвали в ЦК, – рассказывает он. – Старая площадь… Знакомый подъезд… Словно все снится!.. Поднимаюсь в лифте. Как будто те же коридоры, те же высокие белые двери комнат, а вот, представь, что-то другое… Воздух иной! Позвали много товарищей. Решили послать десятки комиссий в лагеря МВД. Мы, члены комиссий, будем пересматривать дела непосредственно в местах лишения свободы. Ознакомьтесь, говорит, с обоснованностью осуждения и целесообразностью далее держать человека в лагере. Всем составом комиссии беседуйте с каждым заключенным. Ваши права: освобождать совсем, освобождать под поручительство, снижать сроки заключения и отказывать. Тем, говорит, у кого руки по локоть в крови наших людей, никаких снисхождений!.. Вы должны уметь отличить своих от врагов, сбившихся с пути от сознательно свернувших с нашей дороги. Ну, короче говоря, распределили всех по комиссиям. Меня – в Казахстан, в Карагандинскую область… Подумать только: семнадцать лет был отвергнутым, вычеркнутым из жизни, и вот – на совещании в ЦК, в генеральской форме, и… член комиссии Президиума Верховного Совета СССР по разбору дел заключенных Степного лагеря!.. Ты понимаешь или нет?!

…Приехал я в Джезказган. Тут и рудники, и медеплавильный комбинат, заводы… Одним словом, город большого труда. Нашу комиссию возглавлял секретарь ЦК Казахстана. Были в комиссии и секретарь Карагандинского обкома, председатель Павлодарского облисполкома, от союзной прокуратуры… семь человек, короче говоря. Но когда заключенные узнали, что в комиссии еще и генерал, который сам год тому назад освободился, ты поверишь, ходили как на слона смотреть! Теперь уже, дескать, все по справедливости будет…

Освободили мы в этом лагере три четверти состава заключенных. Все в народное хозяйство пошли!.. Вот такие, значит, дела, товарищ… – заканчивает рассказ Тодорский. – За три месяца только одна наша комиссия воскресила из мертвых тысячи людей!

Помнишь, как все мы мучительно пытались понять: где, в чем корень зла и кто же наш судья?.. Теперь поняли… Одурманенный властью, Сталин своих принял за врагов, своих карал!.. И вот – Двадцатый съезд… Ты, товарищ, еще не привык к моей семинарской речи, а я никак от нее не отвыкну, так что извини!.. Двадцатый съезд стал как бы преображением народа, всей нашей жизни!.. У меня, знаешь, такое чувство, будто всех нас, невинно осужденных, вернул домой Ленин…» [113]

И еще несколько фрагментов из воспоминаний Б.А. Дьякова.

«Идет к концу 1957-й…

В издательстве «Советская Россия» я заведую редакцией художественной литературы. Вношу предложение выпустить историческую книжку Тодорского «Год – с винтовкой и плугом». Руководство одобряет. Звоню на квартиру Тодорскому. Александр Иванович в госпитале.

– Что с ним?

– Опять нога!

– Можно его навестить?

– Он будет очень рад.

В госпитале для высшего командного состава Советской Армии, что в Серебряном переулке на Арбате, Александр Иванович лежит в отдельной палате. Гора белых подушек. Стопки книг. Пишущая машинка. Пачка бумаги.

– И тут работаешь?

– Не могу не работать…

Сообщаю о решении издательства. Тодорский обрадован.

– Да что ты! Это же великое дело!.. Хочешь знать, для меня это неожиданная и высокая награда.

– Нужно предисловие, Александр Иванович.

– Завтра получишь.

На другой день в госпитале он вручает мне четыре страницы машинописного текста.

В издательстве спрашивают:

– Ну как Тодорский? Как его самочувствие?

– А вот прочтите, – говорю, – заключительный абзац предисловия и узнаете!

Предисловие заканчивалось так: «Я рассказываю о событиях сорокалетней давности, о наших людях того времени, совершивших первую в мире социалистическую революцию и строивших социализм… Патриотический долг молодежи – уверенно и успешно продолжать начатое отцами и дедами великое историческое дело…»

Весной пятьдесят восьмого года книжка Тодорского расходится по всей стране» [114].

В 50-х и первой половине 60-х гг. А.И. Тодорский много времени и сил отдавал работе с молодежью – он как бы наверстывал упущенные не по его вине возможности. Редакции, готовившие выпуск солидных трудов о Гражданской войне и послевоенном строительстве, часто обращались к нему за советами и консультациями. И действительно, лучшего консультанта трудно было найти!..

Куда бы ни забрасывала судьба А.И. Тодорского – в Туркестан ли, в Закавказье ли, в Белоруссию ли, – он всегда мечтал хотя бы ненадолго вернуться в родные края, в свои весьегонские места. В 1957 г., обращаясь к землякам со страниц «Весьегонской правды», он писал: «О Весьегонске всегда вспоминаю с большой теплотой и сердечностью…» В этот год, год сорокалетия Октября, автор «Год – с винтовкой и плугом» не мог не вспомнить первую годовщину Октября, которую встречал в Весьегонске, и то, какую роль в его судьбе сыграл этот городок и люди, с которыми он жил и работал. Для каждого из них у Александра Ивановича нашлось доброе проникновенное слово. И в публикациях на страницах газет, журналов и в выступлениях перед слушателями он всегда говорил о своих земляках как об отважных борцах за счастье трудового народа.

Все, что было связано с Весьегонском, постоянно интересовало и волновало Тодорского. Вот что рассказывает Петр Ефремов, бывший редактор «Весьегонской правды»: «Я разбирал только что доставленную редакционную почту, определяя, какие письма можно сразу подготовить к печати, какие отправить на проверку. Машинально вскрывал один конверт за другим. И вдруг одно еще не вскрытое письмо привлекло мое внимание. На нем был не совсем обычный для районной газеты обратный адрес: Москва… А.И. Тодорский.

Письмо было адресовано редактору. Вскрыл его. Автор сообщал, что в первые годы советской власти работал редактором весьегонской газеты. Далее Александр Иванович писал, что его интересует все, связанное с жизнью Весьегонска, от которого много лет был оторван. Но он не знает, кто жив сейчас из прежних знакомых… В тот же день я отправил ему рассказ о городе и районе, о людях…

«Комсомольская правда» в середине 1956 г. направила в Весьегонск корреспондента для подготовки материала об изменениях, которые произошли после 1918 г. Тот возвратился в Москву в расстройстве: писать, по его мнению, было не о чем.

«Выходит так, что