Довлатов. Сонный лекарь 2 - Джон Голд

— Справлюсь. — Зрачки японца стали размером с пять копеек. Руки аж затряслись от жажды деятельности. — Слушайте… А давайте я прямо сейчас покажу, на что способен.

— Вот как? — Монье с удивлением косится на японца. — На такого смелого хлопца я, пожалуй, соглашусь. Подстрахуешь, месье Довлатов?

Глава профсоюза кивком указывает на мою старую каморку. Через минуту Монье дал через рацию объявление, что «Мужики! Довлатов себе целителя на смену привёл. Кому надо, подходите. Миха тоже тут будет.»

Уже через пятнадцать минут около каморки целителя выстроилась очередь. Лечил сам Рюхей, но под моим пристальным надзором. Сажать своего человека на важный узел «связей» всегда морока. Если накосячит Куроки, пострадает и моя репутация. Но с другой стороны, японец станет тем мостиком, что и дальше будет поддерживать мои связи с профсоюзом.

С часу и практически до четырёх часов дня пришлось разбираться с наплывом пациентов. Вчера во время тряски, возникшей в ходе боя, много кто их рабочих получил ушибы.

Одному мужику пришлось вырастить пару новых зубов, экономя на подходе к стоматологу. Техника куда сложнее нормы, так что этого пациента мне пришлось взять на себя. Куроки в это время заниматься всякой мелочёвкой: порезы, мозоли, сильные ушибы.

Монье в итоге взял Куроку на испытательный срок в две недели. Всё это время мне надо будет натаскивать японца. Кого лечить, как лечить и тратить меньше сил. Когда-то наставники в Красном Кресте со мной возились точно так же. Сейчас это станет ценным опытом в том числе и для меня.

— Сколько платят-то? — Наконец спросил выбившийся из сил японец.

— Пятьсот баксов в неделю. — Видя кислую мину друга, сам вздыхаю. — А чего ты ожидал, Куроки-сан? Лицензии нет. Лечишь обычных людей, а не одарённых. Работаешь по четыре часа в утренние смены. Есть прямой доступ к самым свежим морепродуктам. Поверь мне на слово: cейчас найти стабильную работу целителем, совместимую с учёбой, будет мягко говоря проблематично. Мне летом пришлось пройти тот же самый путь. Чуть не начал обзванивать бордели и стрип-клубы. Не-не, слюни не распускай! Один раз окажешься там, потом на женщин смотреть не сможешь.

— Знаю, — Японец тяжело вздохнул. — Уже пытался. Даже пары часов в том гадюшнике не смог продержаться.

Тут в мою каморку заглянул… кадр. Пацан лет десяти, в штанах от рабочей спецовки и резиновых сапогах, одетых явно не по погоде. На голове красная кепка с надписью «Красный Октябрь», а в зубах спичка. Взгляд такой, будто пришёл на разборки… крапиву палкой бить.

Чудо в сапогах хозяйским взглядом окинуло будущий рабочий кабинет Рюхея. Потом сфокусировало взгляд на мне. На удивлённого японца гость перестал обращать внимание.

— Игорь Дмитриевич, — Проблеял пацан, протягивая мне руку.

Ни намёка на акцент. Говорит на чистом русском.

— Михаил Довлатов. — Отвечаю, поддерживая серьёзный тон.

В момент рукопожатия меня основательно тряхнуло ударом тока. Не будь у меня телесной трансформации, упал бы на пол, содрогаясь от судорог. Но сейчас… сейчас всё ограничилось лёгким дискомфортом в ладони и нервно дёрнувшейся щекой. Чего-то подобного я ожидал с самого начала.

— Вот ты и попался! Я же говорил, что со мной шутки плохи. — Пацан нагло заулыбался, но тут до него дошло, что со мной ничего не происходит. — Отпусти!

Мелкий дёрнул было руку, но куда уж там. Во-первых, его рука уже парализована. Не хрен так шутить над суровыми дядями-целителями. Во-вторых, «Прочистка стула» начнёт действовать через секунд пять. Перевернув зажатую ладонь пацана, заметил на ней примитивную кольцо-печатку из цельной кости. Явно природный артефакт. Скорее всего, фрагмент скелета аномального электрического ската.

— Пусти! Пусти! — Завопило трепыхающееся чудо в резиновых сапожках.

Кепка полетела на пол, зажатая зубами спичка тоже. Парень тут же переходит с русского на чистый английский.

— Мне в туалет надо… Срочно!

— Дверь слева. — лениво указываю на туалет в каморке… теперь уже Рюхея.

Держась рукой за пятую точку, пацан ломанулся в указанном направлении.

— Жестокий ты, Довлатов-сан! — японец усмехнулся.

— Жестокий? — показываю красный след лёгкого ожога на своей ладони. — Куроки, пожми ты ему руку, сейчас валялся бы на полу, отходя от последствий электрошока. Меня так одна ревнивая девушка долбанула. Удовольствия в таком деле мало.

Рюхей тем не менее покачал головой.

— Но руку-то ты ему зачем парализовал? Как он теперь пуговицы на штанах расстёгивать будет?

— Научится. — пожимаю плечами.

— Эх! Не было у тебя младших братьев и сестёр. — Японец по-доброму улыбнулся. — Мне как-то ядовитую жабу в постель подкинули. Не со зла. У моего младшего брата, Рёмы, иммунитет к сотне ядов. Он эту жабу облизал со всех сторон. А когда ему показалась невкусной, подкинул мне в кровать. Думал, весело будет. Меня потом универсальным антидотом откачивали.

В каморку целителя ведут две двери: одна на улицу, вторая в административный корпус порта. Оттуда на шум выглянул нахмурившийся Монье.

— Месье Довлатов, — француз с сомнением глянул на меня. — Мне показалось, или я слышал детские крики?

— Заходил какой-то мелкий пацан. — Указываю на туалет, откуда доносятся жалобные стоны. — Игорь Дмитриевич… если не ошибаюсь Волтухин.

— Вольт, значит? — Монье выдал самую кислую улыбку на моей памяти. — В резиновых сапогах, кепке и ведёт себя как взрослый? Ещё и током небось шибануть пытался?

— Он самый, господин Монье.

Видя немой вопрос на наших с Рюхеем лицах, Монье тяжело вздохнув добавил.

— Его отец Дмитрий Волтухин, штурман на арктическом газовозе Арк-7. Это судно дальнего следования. К нам в Аран заходит раз в четыре месяца или полгода. Семья Волтухиных живёт от рейса до рейса. — Монье с жалостью глянул на туалет. — Года три назад около их дома появилась микроаномалия. Совсем уж крохотный разрыв на месте дворовой песочницы. Там возник Источник первого ранга. Но не чистый, а с эманациями пневмы. В момент появления аномалии случился выброс маны. Накрыло весь их жилой дом. Несколько детей и взрослых прошли инициацию. Само собой, везунчиками их не назовёшь. Малыш Вольт как раз один из них.

История у Волтухина не из приятных. Если инициация проходит слишком рано, сознание может быть к такому не готово. Резерв маны точно будет мизерным. Ещё ребёнка надо обязательно отдавать в школу для одарённых, а там практика-практика, медитации и изучение новых техник. О нормальном детстве можно позабыть. Ведь первый год для одарённого самый-самый важный.

Если в течение этого срока не подняться хотя бы до ранга ученика [1], то потом будет в разы, а то и десятки раз сложнее. Духовное тело за этот самый год из состояния податливого пластилина переходит к уже твёрдой кирпичной кладке. Менять её, пробуждая новые духовные слои, с