Тени и солнце - Доминик Сильвен

– У тебя есть смартфон?

– Нет, только телефон, такой же тупой, как у тебя.

– Жаль. GPS нам бы не помешала.

Ренн, сумерки. Берлен, прищурившись, пытался разобрать указатели. Лола, хотя зрение у нее было отличное, из солидарности тоже сощурила глаза. К парку Табор, потом на улицу Палестины.

Они оглядели здание сквозь ветровое стекло. Жительница этого дома – их последняя надежда сдвинуть дело с мертвой точки. Интересно, она в нормальном психическом состоянии?

Она порывисто открыла дверь. Темноволосая, с решительным взглядом и открытым лицом, не более тридцати. Лола читала очерк о ней и ее интервью в архивах “Уэст-Франс”.

Четырнадцатилетняя Жеральдина Жолен стала местной знаменитостью 27 ноября 1998 года, в тот день, когда отказалась от ордена Почетного легиона, которым президент Борель посмертно наградил ее отца.

Ее также не устраивало, как компания “Аэроликс” обошлась с семьями погибших. Ее мать, например, узнала о трагедии по радио – администрация не торопилась отправить к ним домой человека с печальным известием. Жеральдина говорила о навязанном им всем контроле, а точнее, изоляции родственников жертв, жаловалась на постоянное присутствие прикрепленных к ним военных психологов и консультантов, которым “положено оказывать поддержку, а они вместо этого следили за нами”. Она сетовала на попытки “Аэроликса” отговорить пострадавших от подачи иска в уголовный суд. Она возмутилась, когда кто-то подсказал семьям обратиться в суд со страховым иском: дело, мол, будет не таким громким, зато выгодным, потому что люди получат приличные деньги. Она, дочь своего отца, не продается, ей лишь нужна правда. А потому Жеральдина Жолен собрала восемнадцать пострадавших семей и уговорила двенадцать из них подать коллективный гражданский иск.

Лола объяснила, что ее друг, офицер уголовного розыска, несправедливо обвинен в убийстве своего начальника. И что это убийство, похоже, прямо или косвенно связано с делом “Аэроликса”. Жеральдина на секунду замерла, но тут же собралась. Она пригласила их войти. Лола подробно рассказала ей о том, что узнала. Девушка, спокойная и сосредоточенная, выслушала ее, не перебивая, и что-то записала в блокнот.

– Перед самой смертью Арно Марс использовал дневники, чтобы доказать, что Луи Кандишар финансировал свою кампанию, получая откаты, – продолжала Лола. – И только сегодня я узнала, что контракт на продажу вертолетов “Аэроликса” в Сирию был одним из источников средств. Несомненно, самым крупным.

– Кто вам сказал?

– Гийом Кандишар, сын министра, совершившего самоубийство. Этот контракт заключен в начале девяностых, взрыв в Дамаске произошел в девяносто восьмом. Ответственность взяла на себя террористическая группировка. Не суть. Кое-что до сих пор остается неясным. К тому же я хочу узнать, кто убил Марса и почему мой друг Саша взял вину на себя. До сего дня казалось логичным, что Ришар Грасьен мог выступить в роли заказчика убийства Марса. Тот самый Грасьен, который был посредником в сделке “Аэроликса”…

– Грасьен – тот адвокат, что специализировался на оружейных контрактах и был убит сокамерником в Санте? Я слышала по радио…

– Да, он самый.

– Но меня ничто не связывает с этим персонажем.

– Мы с Жозефом собрали некоторое количество данных. Когда я прочитала о том, что вы объединили родственников жертв и стали их представителем, то подумала, что вы, наверное, имеете непосредственный выход на следственного судью.

– Правильно подумали, мадам Жост. Я часто контактирую с судьей Женаном. Особенно с тех пор, как Пьер-Луи Мальбур ушел на пенсию.

– Особенно?

– Мы с Мальбуром не нашли общего языка. Он смотрел на нас свысока, и я всегда считала, что ему важнее услужить представителям власти, чем найти истину. Женан из другого теста. Он энергичный, непредвзятый, черное называет черным, а белое – белым. Не тащит нас в Париж, а дает себе труд приехать в Ренн и ввести нас в курс расследования.

– Он начал поиски с нуля? – спросил Берлен.

– Да, и уже проделал большую работу. Недавно сумел связаться по телефону с адвокатами предполагаемых террористов. Хотел поехать в Дамаск, чтобы продвинуться еще дальше, но после того, что началось в Сирии, это стало невозможно.

Лола знала, что два члена группировки “Бада” были арестованы сирийской полицией вскоре после теракта: помог номер двигателя “тойоты”. Владелец автосервиса, продавший им машину, официально их опознал. К тому же у одного из них нашли документы на автомобиль. Сразу после ареста оба подписали признание, и их приговорили к смерти. Приговор так и не привели в исполнение, потому что осужденные вернулись к прежним показаниям и стали уверять, будто действовали по указке. По чьей указке? Они не стали называть имена: не торопились выкладывать последний козырь.

– Я звонила судье Женану, – сообщила Лола, – но он не смог – или не захотел – нас принять.

– Женан – человек недоверчивый. К нему то и дело прорываются журналисты. Не говоря уж о чиновниках, которых тревожит его расследование. Его начальство только и ждет, когда он совершит хоть малейший промах, чтобы его остановить…

– Замолвите за нас словечко. После того, что вы рассказали, я как никогда уверена, что нам нужно объединить усилия.

Лола поймала на себе напряженный взгляд. Жеральдина Жолен им поможет, у нее на сей счет не было сомнений. Она воспринимала их как потенциальных союзников, которые могли быть очень полезны в ее собственной борьбе.

Девушка по памяти набрала номер, попросила к телефону судью Женана, выслушала ответ, поблагодарила и повесила трубку.

– Судья на совещании. Его секретарша обещала, что он перезвонит мне сегодня вечером. Вы возвращаетесь в Париж?

Ренн заливало дождем. Сильным. Берлен предложил Лоле переночевать в гостинице и уехать в Париж рано утром. Она согласилась.

– Я перескажу ему наш разговор, – снова заговорила Жеральдина. – Думаю, он согласится вас принять. Он немножко Дон Кихот, никогда не отступает и никого не боится…

– Будьте осторожны с телефоном, – бросил Берлен.

– Он, конечно, Дон Кихот, но Дон Кихот осмотрительный. Часто говорит со мной по защищенному каналу связи.

– Разумно.

– Я постараюсь устроить вашу встречу как можно скорее.

Лола пообещала Жеральдине сообщать ей о том, как продвигается расследование.

– Можете не обещать. Я и так знаю, что вы это сделаете. Иногда поневоле учишься разбираться в людях.

– Напористая девчушка. Она мне понравилась, – заметил Берлен.

– Да, приятная.

– Но, случись самое худшее, я не хотел бы, чтобы моя дочь так билась за меня.

– В ущерб собственной жизни.