Пусто : пусто - Анна Бабяшкина

Люся представила, как завтра она вернется в свою квартиру на Владимирской — мудрая, спокойная и одинокая. И заживет хорошо и буднично. Она будет ходить на работу, а по вечерам гулять по парку. И никакие мужики ей вообще не нужны — ни этот холодный Андрей, ни прагматичный Соловьев со своей страстью к истерической заботе. Может быть, Люся даже уйдет с головой в работу и сделает головокружительную карьеру. Например, выпишет себе через ozon.com английские и американские книжки, еще не переводившиеся на русский язык. Самые лучшие. Гениально переведет их длинными зимними вечерами и предложит какому-нибудь издательству. Там, конечно, сразу оценят ее талант и доверят переводить целую серию интереснейших книг. И тогда она уволится из «Попутного ветра», будет сидеть дома, читать книжки и только раз в месяц ездить в издательство, чтобы отвезти очередную рукопись и получить гонорар. И тогда сам Федя Бондарчук прочитает книжки, которые перевела Люся, и очень захочет с ней познакомиться. Раздобудет в издательстве ее телефон и пригласит в свой ресторан «Ваниль» напротив Храма Христа Спасителя. Но Люся даже не подумает идти туда. «Ах, это так скучно… — ответит она. — Я знаю все, что вы имеете сказать». И повесит трубку.

«Он будет заинтригован и удивлен, ведь ему, конечно, еще ни разу не отказывали девушки, — продолжала мечтать Люся. — И тогда он непременно захочет мне сделать что-нибудь приятное. Очень приятное. Но не придумает ничего лучше, как поехать в Лондон и закупить чемодан книжек самых интересных английских авторов. Придет с книжками ко мне под дверь, позвонит и уйдет, оставив на чемодане букет красных роз. Догадайся, мол, сама, от кого». Люся, конечно, догадается, но даже виду не подаст. А потом они все-таки встретятся. Г-же Можаевой будут вручать какую-нибудь премию как лучшему переводчику года, и вести церемонию будет, конечно же, Федя.

На этом фантазии Люси обрывались. Если честно, она просто не могла представить, чем уж таким особенным будет отличаться Федя от всех остальных мужчин в обычной жизни. Все-таки она была реалисткой, да и просто прожившей четверть века девушкой, и поэтому даже в самых поэтических грезах не могла представить, что хоть один мужчина сможет быть счастлив просто тем, что она, Люся, рядом. Не тем, что она приготовила вкусный ужин, обеспечила вкусный секс и помыла посуду, а тем, что она просто ходит и дышит рядом. Вряд ли найдется мужчина, которому безразлично, как она выглядит: влезает ли она все еще в голубенькое платьице и своевременно ли подкрашивает корни волос. Который бы только радовался тому, что повсюду разбросаны Люсины баночки с кремами, а телевизор включен на «мыльной опере». Радовался бы просто тому, что разбросанные вещи — ЕЕ вещи, и сериал — ЕЕ любимый сериал. И любил ее, Люсю, даже когда она сама себя не любит.

«Нет, так не бывает», — поняла Люся. В сущности, это очень глупо — выходить замуж. Выйдя замуж, ты практически обещаешь, что будешь всегда смеяться его шуткам, никогда не растолстеешь, обязуешься готовить и стирать его носки. Словом, ты обязуешься не меняться. У тебя больше нет права упасть и сломать ногу, быть уволенной, заболеть. Ведь мужчина же женится на благополучной красивой девушке, и, конечно, если через какое-то время перед ним окажется безработная толстуха со сломанной ногой, он сочтет себя обманутым и попытается «поменять товар». И даже Федечка Бондарчук вряд ли сильно отличается в этом вопросе от большинства. Наверняка он был бы в шоке, если бы его модельного вида супруга вдруг зачастила в магазин «Большие люди» или устроилась, например, воспитательницей в детский сад. Или если бы она не обеспечила в доме красоту и порядок (путем грамотного руководства домработницами) к приходу корреспондентов из журнала «7 дней». Конечно, он вначале потащил бы ее к психиатру, а потом в загс — разводиться. Наверное, Наташка, права: вся эта история со знаками — ужасная глупость. Как будто все эти черточки на руках способны заставить людей смотреть друг на друга иначе! Как будто кто-то из-за них перестанет сравнивать свой «товар» с более продвинутыми моделями и стремиться заполучить более дорогой экземпляр! Нет, такое невозможно. Тогда накроется вся теория естественного отбора и Дарвин в гробу перевернется, а вместе с ним еще пара десятков ученых.

Словом, решено! Окончательно и бесповоротно — Люсе не нужны никакие мужья и бой-френды. Так, как она себя, ее больше никто любить не сможет. А значит никаких «вторых половин» в принципе не существует. Есть лишь с большей или меньшей долей случайности слепленные пары старательных и терпимых людей. А ей, Люсе, такое безобразие совершенно ни к чему. И совершенно незачем затягивать всю эту историю с переездом от Соловьева. Она прямо сейчас соберет чемоданы и отправится восвояси начинать новую жизнь.

Г-жа Можаева вынула магнитолу, поставила машину на сигнализацию и решительно зашагала к подъезду.

— Ну наконец-то! — встретил ее радостным криком Соловьев. — Я уже думал, что твои иностранцы никогда не уедут!

— В аэропорт провожала, — еще раз убедившись в мужской невнимательности к жизни женщин, ответила Люся. — Знаешь, я передумала. Чего до завтра тянуть? Давай я сегодня съеду. Сейчас еще не так поздно — десяти еще нет. Поможешь чемодан стащить?

Брови Соловьева полезли вверх.

— Ну если ты так хочешь… Только давай ты сначала пройдешь в комнату — вдруг передумаешь?

— Ой! — принюхалась Люся. — Только не говори мне, что ты состряпал прощальный ужин!

— Это не ужин, это пир! Я уже тут весь слюнями изошел, пока тебя ждал! — радостно потирал руки Леха.

Пахло невыносимо вкусно: по квартире витал запах пряностей, любимого Люсиного деревенского салата и еще чего-то. Из комнаты доносилась веселенькая музычка и голос футбольного комментатора.

Г-жа Можаева вошла в комнату и обалдела: стол был накрыт по-ресторанному роскошно.

— Только не говори мне, что ты это сам приготовил! — сощурилась Люся, настроение которой неожиданно улучшилось. — Как, ты говорил, этот выездной ресторан называется?

— «Росинтерресторан», — виновато-шаловливо улыбнулся в ответ Соловьев, с явным сожалением выключая телевизор, в котором бегали футболисты.

— Ив честь чего такой праздник? — не без ехидства поинтересовалась Люся. — Неужели в честь того, что я, наконец, покидаю твою жилплощадь?

— В честь того, что все прошло гладко. Родители остались довольны. Теперь я хочу, чтобы довольной осталась ты.

— Ты хочешь узнать, что же я захочу за услугу? — догадалась Люся.

— И это тоже! Мой руки — и к столу. Ты что будешь — виски, коньяк, водку?

— «Бейлис»! — мяукнула г-жа Можаева, направляясь в ванную и понимая, что никуда она сегодня уже не поедет.

Почему бы, действительно, не отложить начало новой жизни на один день, тем более что вечер обещает быть не таким уж плохим, судя по запахам.

Когда она вышла из ванной, то с удивлением застала Соловьева шнурующим ботинки в коридоре.

— Ты куда? — спросила Люся.

— Знаешь, «Бейлиса» в доме не оказалось, — виновато пожал плечами Леха. — Я быстро сбегаю.