Зима - Евгений Гришковец

Допустим, вы приходите на работу…, а там висит фотография в траурной рамке и подпись, дескать, вчера на таком-то году жизни… И вы: «Господи! Мы же только в среду с ним договаривались в ближайшие выходные пойти на рыбалку. Ну надо же!..» А на этой фотографии человек, живой человек, который побрился, повязал галстук, причесался, и сфотографировался, и хотел, чтобы фотография получше вышла, и не думал, что эта фотография будет вот так висеть.

И ведь любая…ЛЮБАЯ фотография… Вот мы фотографируемся,…в компании или где-нибудь в путешествии…, в любой обстановке. И каждая фотография может стать той самой, которую вот так повесят.

Но об этом постоянно нельзя думать! Это неправильно, об этом думать! Иначе будут получаться очень странные фотографии.

Хотя, конечно, можно пойти и специально сфотографироваться для вот такого вот случая. Сделать такую посмертную фотографию. Ну и что? На эту фотографию будет неприятно смотреть. И вы ее затолкаете куда-нибудь подальше, чтобы, когда будете перебирать бумаги, на нее не натыкаться. А когда вы, действительно, умрете, эту специальную фотографию не найдут…, и возьмут ЛЮБУЮ. Так что — никуда не денешься. Бесполезно.

И вот я понял это… про фотографии,…но не думаю об этом все время. Но, наверное, стал по-другому на фотографиях получаться… после того, как понял… Нет, не конкретно, а как-то незаметно по-другому. И когда какой-нибудь приятель-фотолюбитель хочет меня сфотографировать и надолго уставится на меня через объектив, то ли наводит резкость, то ли выбирает композицию, то ли ждет какой-нибудь жизненной непринужденности на моем лице и в моей позе…, в этот момент… так неприятно и так хочется, чтоб этот фотограф взял и умер, ну, чтоб отстал,… в смысле.

Или наоборот… С таким удовольствием фотографируешься, фотографируешься, или сам фотографируешь… весело. Потом ждешь, когда напечатают фотографии, а потом получишь фотографии — и никакой радости. Потому что — не то. Не то получилось.

Вот я же пою у себя в голове. Пою прекрасно. Понравится какая-нибудь песня в исполнении какого-нибудь певца — и я у себя ее в голове пою, прямо голосом этого певца или певицы. И очень хорошо получается. А вслух — упаси Бог — никогда. И даже когда один дома. Танцевать — танцую, а пою — только в голове.

А мне с детства хотелось спеть, как Элвис. Мне вообще нравится Эл-вис. Даже когда я не знал, кто такой Элвис и какие он поет песни. Мне просто нравится слово — Элвис. И я даже так скажу, что мне нравится не конкретный Элвис, со всеми этими его машинами, костюмами, шляпами, бриллиантами. Мне нравится Я — Элвис. Когда я беззвучно пою, как Элвис. Мне нравится Я — мальчик, который мечтал спеть, и не просто спеть, а вот… выступить. И выступить — в смысле спеть такую песню, которая мне нравилась. И голосом, который мне нравился. А певцом я быть не хотел. Я имею в виду — работать певцом. Сами певцы мне нравились не очень.

И сейчас у меня есть возможность объяснить, чего я хотел. И не только объяснить, но и чтобы стало слышно, как я пою, как Элвис. То есть, как Я пою у себя в голове. Пою при помощи мозга, но пою Я.

Берет микрофон, включается цветной эстрадный свет, и рассказчик изображает, что поет под фонограмму песни из любимого мультфильма. По окончании песни он не откланивается, а просто убирает микрофон.

Пауза.

Это очень приятно было делать. И понимаете, я ведь не только сейчас вам объяснил то, что хотел объяснить…, но и одновременно с этим исполнил свою детскую мечту, потому что я выступил. Выступил…, понимаете?

Маленькая пауза.

А вообще с этими детскими мечтами, и вообще с мечтами — странное дело. Вот смотрите (берет в руку деревянный игрушечный меч) — вот у меня был точно такой же в детстве, мне его папа делал, и мне он нравился. Этот я сделал сам, для наглядности. (Смотрит на меч.) Получился не очень хорошо. Но неважно. Папин меч мне нравился, но я-то хотел иметь настоящий, и вообще хотел быть настоящим рыцарем. Но с другой стороны, я же ведь не хотел этим настоящим мечом по-настоящему рубить людей… По-настоящему рубить! Чтоб получались вот такие люди. (Показывает на анатомическую схему.) То есть, видите, я сам не понимал, чего я хотел. (Убирает меч.)

Или кто-нибудь сидит у себя дома на диване, а у него в жизни такой период плохой. Ничего не успевает, или понаделал долгов, или в семье проблемы, или нет семьи — и это проблема. Ну, в общем, все плохо. И он смотрит телевизор, а там какая-нибудь передача про моряков, как они плывут, эти моряки, где-нибудь в Индийском океане или открывают какую-нибудь очередную впадину. Ну, в общем, моряки. И он думает: «Как бы я хотел быть моряком».

А на самом деле он не хочет быть никаким моряком, потому что в глубине души он догадывается, что моряки — они не просто так — моряки. Что у них тоже там все не просто так. И не хочет он быть конкретным моряком. Потому что это же значит, надо все менять. Это значит, надо учиться на моряка, потом искать работу моряком, уходить в рейс на полгода, минимум. Жить с двумя-тремя людьми в одной каюте, которых через две недели захочется всех поубивать. Стоять на дурацких вахтах…, и капитан может оказаться дураком, и будет мучить. Или сам, не дай Бог, будешь капитаном, и самому придется всех мучить.

То есть конкретным моряком быть не хочется. На самом деле просто хочется, чтобы было хорошо. Было бы здесь хорошо, здесь, на диване, у телевизора, в этой жизни, а не в той… в которой можно было бы быть моряком…

Или те люди, которые мечтали стать летчиками… И стали этими тыщщами летчиков. То есть — их мечта сбылась…

И вот мы едем кого-нибудь провожать в аэропорт. И тот, кого мы провожаем, улетает надолго и далеко. А может быть — навсегда. И мы смотрим вслед улетающему самолету и понимаем — навсегда… А на самом деле самолет-то и летчик скоро вернутся, но мы этого уже не увидим. А они, летчики, так же как железнодорожники… туда-сюда. Только что — летают.

А с другой стороны — они хотели быть летчиками — и пожалуйста — летают. И форма у них… Ну, то есть, настоящие летчики,…настоящие. Не такие, как я — Элвис.

Не такие…

Небольшая пауза.

И вот это все я сейчас говорил и понимал, что нужно говорить не так. То есть я говорил, перескакивал с одного на другое, чего-то уточнял, растолковывал…И заранее понимал, что как надо,… я рассказать не могу. Заранее понимал, что ничего не получится. Потому что нужно, чтобы, как с портфелем, — почувствовали, что портфеля в руке нет, и сразу испугались, вспомнили, где портфель, обрадовались и успокоились. Или, как вариант, — не вспомнили, огорчились и заволновались. И все в одну секунду.

И тут так же надо было. Ну, как-то так… Я не знаю как… Ну, как-то…

Надевает на голову летчицкий шлем с очками, берет в одну руку микрофон, в другую меч, становится рядом с анатомической схемой.

Ну, вот так вот. Чтоб вы меня вот так увидели, и сразу бы все поняли, и сразу почувствовали, и при этом еще получилось бы какое-то впечатление, и еще бы понравилось или не понравилось, и еще… все то, что я рассказал, и даже еще больше…как-то бы передалось, как-то бы прозвучало… за одну секунду.