Болгарская неожиданность. Книга 5 - Борис Владимирович Попов

отошло. Вот я и опять готов к труду и обороне!

Обернулся к Доблестину. Паренек стоял белый, как полотно и закрывал рот ладонью.

– Что с тобой? Заболело, что ль чего? Приляжешь может?

Паренек мелко покивал.

– Во-во! – обрадовался я, – давай доведу!

Положил кинжал на подоконник, не до него сейчас, пусть пока тут полежит, и ухватил Доблестина двумя руками под локоток. Молодой что-то взялся сопротивляться и как-то ерепениться, вырывая свою руку из моих лап.

Что же его не устраивает-то? Вот черт! Совсем забыл! У болгар же кивание – это жест отрицания!

– Ну извини, – смущенно сказал я, – просто ты сильно взбледнул, вот я и погорячился.

М-да, выраженьице «взбледнул», тоже звучало как-то сомнительно…

– В смысле, побледнел! – тут же исправился я.

Впрочем, малому до моих семантических изысков и сомнительных фразеологизмов пока не было никакого дела.

Доблестин посмотрел на меня какими-то круглыми глазищами, у него ж вроде раньше, нормальные были! – и как-то сдавленно проговорил:

– Ну ты силен, болярин! Тебя молнии прямо в руку бьют, боль, поди, невыносимая, а ты стоишь и улыбаешься! Меня, на тебя глядючи, ужас до самых пяток прошиб, а ты улыбаешься!

– Да нет, не очень больно было, – честно сказал я, – да и не очень страшно, видал и не такие виды. Вот когда показалось, что на очень тоненькой жердочке над пропастью стою, вот тут-то я и испугался.

– И ты опять выстоял!

– Да чего там, – отмахнулся я, – обозлился да дальше стоял.

– Где же ты и с кем воевал, что такие страхи для тебя дело обычное? Адские врата, что ли приступом брал? Да ты, наверное, и высоты-то вовсе не боишься?

– Еще как боюсь! По сути, только ее одну по-настоящему и боюсь! Во! Вспомнил, и то сердчишко заколотилось!

– Папа также змей боялся…, – упавшим голосом сказал Доблестин. – Аль-Тан, видать, чует, кого и чем надо пугать. Но я бы и от твоих ужасов – стоять над пропастью на жердочке и с молниями играться, кинжал бы сразу бросил и кинулся бежать! Да прямо на ходу бы и обделался! Ох, хорошо, что я это дело не рискнул ввязываться! Аль-Тан из меня бы испуганного идиота на всю жизнь сделал!

Да, сынок, подумал я, ты еще цирковых канатоходцев не видал, вот те уж просто чудеса творят! Иные по проволоке аж под самым куполом цирка на велосипеде ездят, а другие там же сальто крутят.

– Не знаю, – озабоченно заметил я, – признал меня Аль-Тан, или не признал? Может одного такого испытания маловато будет, и надо еще какой-нибудь прогон пройти? Ну что-нибудь этакое, особо страшное?

– Аль-Тан, видимо, после двух таких испытаний понял, что пугать тебя больше нечем. А вот скажи: ты ничего особенного после испытания не услышал? Иль может учуял чего?

– Что-то громко свистнуло, да сильно чем-то душистым завоняло.

– Вот это и есть нужные знаки. У отца за змей только колокольчик прозвонил, а у тебя и засвистело и запахло. Значит ты два испытания успешно прошел.

– А что ж ты молчал?

– Да я выпивши был, а это для меня пока непривычно. Вот и забыл, – повинился паренек. – Ты теперь хозяин Аль-Тана! Владей! Пользуйся как хочешь! Дальше только тебе решать, кого из нечисти убить, а кого помиловать. Его дело исполнять.

– А куда бить-то надо? Обязательно в сердце нужно попасть?

– Да хоть куда. В руку, в ногу, в хищную пасть, в щупальце или в хвост, Аль-Тану это все едино – ты попал, он убил, и все дела! Это уже не твоя забота – тут высшая магия сработает.

Хм, универсально! – подумалось мне. Какое-то просто абсолютное оружие для ближнего боя, этакий кинжал-кладенец.

– А дед Банчо рассказывал, что лезвие широченное, чтобы в сердце попасть обязательно.

– Слышал звон, да не знает, где он, – отмахнулся Доблестин. – Отец ему Аль-Тан не то чтобы в руки давать, а даже и не показывал ни разу. Приврать старик всегда горазд был, вечно увлекается, как выпьет.

Пойдем и мы выпьем за твою смелость и удачу, отметим твое новое приобретение. Чудо как хорош твой кинжальчик, с зеленым камушком, что ты на поясе носишь, но Аль-Тану он все равно не ровня.

Кстати! А вот это я и не продумал. Денег-то Доблестин с меня ясное дело и не возьмет, а вот отдариться я в полном праве! И мой кинжал с самоцветами отнюдь не дешевка.

– На Кавказе есть обычай, – уверенно начал говорить я, отвязывая ножны от пояса, – коль понравилась хорошему человеку какая-то твоя безделица, подари без колебаний.

На навершии рукояти этого кинжала немаленький амарант зеленеет, по-вашему изумруд. Прими в дар от всего моего благодарного сердца! – и протянул оружие болгарскому молодцу.

– Да что ты, не надо, – потупился паренек, – я, вишь, трусоват…

– Это временно! – успокоил я юношу, – и я в пятнадцать лет храбростью не блистал. Многое с опытом приходит, и у тебя еще все впереди.

Доблестин вспыхнул радостью.

– Точно?

– Точно, точно. Принимай подарок. Хоть он и не ровня Аль-Тану, а все-таки булатная сталь, и ножны серебром с мелкими изумрудами изукрашены.

Мальчишка ахнул, схватил кинжал и начал его рассматривать.

– Я всю жизнь такой хочу! Говорят, что булат прочнее и острее даже дамасской стали!

Говорят-то говорят, подумал я, да многое еще и от мастера-литейщика зависит. Это дамасскую сталь надо умело выковать, сваривая листы стали между собой, а для булата главное это отливка. Иной литейщик такого в своем плохоньком тигле наварит из тех же компонентов, такую дрянь изготовит, что кухонный ножик для бедноты из сплошных отходов выкованный, прочнее окажется.

Впрочем, именно этот кинжал глядели и проверяли и кузнецы, братья моей Забавы, и большой любитель высококачественного металла ушкуйник Матвей, не расстающийся с клинком из дамасской стали. Их вывод был одинаков:

Этот булат, то что надо булат! Самое меньшее, не хуже дамасской стали.

Только болгарский юноша бледный со взором горящим, как называл стихотворцев этого возраста Валерий Брюсов, еще не понимает, что не в булате или дамаске сила. Главное – это сила духа и навыки, и любой хороший боец убьет неопытного паренька, вооруженного дорогостоящим кинжалом, заточенной щепкой из своего кармана. А хороший рукопашник просто голыми руками молодую буйную головушку свернет, не обратив внимания на твое оружие, это для него дело привычное.

Ну пусть пока порадуется молодой, ему еще все в диковинку.

– А камни точно настоящие? – вдруг усомнился Доблестин, – уж очень их много. А этот, на рукояти, вообще как-то неестественно велик.

Ах вот в чем дело! Селянин приличных драгоценных камней и не видал сроду.

– Камни