Кто стрелял в президента - Елена Колядина

— Как же ненужный, — не отставала Люба, — если даже здесь, в райкоме, куда люди идут за помощью и советом, нет пандуса?

— Опять двадцать пять! — рассердился Каллипигов.

— Спокойно, товарищ Каллипигов, — посоветовал Преданный. — Не будем давать врагу повода.

— Если даже в районном комитете партии наши советские архитекторы не запланировали, чтоб инвалиды за помощью и советом шли, значит, и говорить тут не о чем, — взяв себя в руки, твердо сказал Каллипигов. — Все, Зефирова, вопрос закрыт! К сожалению, наш закон иногда чересчур гуманен по отношению к идеологическим врагам и признает ответственность за такие тяжкие преступления лишь с шестнадцати лет. Так что считай, легко ты отделалась. Спасибо, товарищи, за работу. Товарищ Преданный, вы обедать пойдете?

«Любушка, я чего-то не поняла? — сказала коляска. — А когда же тебя путевкой в Болгарию отмечать будут?»

— Э-эх! — сказал завхоз Брюхов Любе. — Давай уж, помогу на улицу спуститься.

Люба выехала на дорогу, ведущую к дому. Крыльца всех магазинов уже были очищены от дощатых пандусов. Лишь возле магазина «Теремок» валялись в стельку две перепачканные доски.

— И где же грамота? — радостно встретили Любу Геннадий Павлович и Надежда Клавдиевна, специально примчавшиеся с рыбзавода домой, на обед.

— Не дали, — упавшим голосом сказал Люба.

— А что сказали? — удивился Геннадий Павлович, отливая в ковшик супу с перловкой.

— Что Ленин — слепой пророк, — припомнила Люба.

— Так и сказали? — Надежда Клавдиевна встревоженно поглядела на профессора Маловицкого, который дожидался Любу к уроку.

— Иногда партия говорит весьма дельные вещи, — развел руками Маловицкий.

Всю дорогу от Ярославля до Москвы Люба спала. И когда на рассвете Николай вынес ее из джипа и, усадив в коляску, велел ждать, пока он поставит машину на стоянку, Люба лишь на миг с трудом открыла глаза, поерзала, пристраивая голову на рюкзак, и вновь провалилась в крепкий сон. Разбудил ее толчок Ладиной сумки. Коляска стояла совершенно в другом месте. Там, куда под утро приехал джип, вроде были деревья и клумба с тюльпанами? Сейчас же Люба сидела возле ларька на колесах, от которого пахло хлебом.

Люба повернула голову.

Лада испуганно отдернула руки от поручней коляски.

— Коля сейчас придет, — сказала она, избегая смотреть Любе в глаза. Торопливо добавила: — Ну ладно, пока. Увидимся!

И быстро пошла в сторону, скрывшись в подземном переходе.

— Лада, подожди! А как же цирк? — крикнула Люба вслед первое, что всплыло в памяти.

— Подходи, красавица! — откликнулся из окошка тонара загорелый, как лаваш, продавец. — Будет тебе цирк, будет тебе кино и балет!

«КОЛЯСОЧКА, кажется, это не то место, куда мы утром приехали, — растерянно пробормотала Люба. — Или то?»

Коляска скорбно огляделась: «Знамо дело — не то. В том месте, это я как сейчас вижу, темно было и джип Колин стоял. А здесь солнце светит и джипа нет».

«Деревья были, кусты, клумба с тюльпанами, — перебирала Люба. — Ничего не понимаю. Как мы здесь оказались? Ты хоть что-нибудь помнишь?»

Коляска напряженно поразмышляла.

«Ничегошеньки не помню. Ой, Любушка, поняла: они нам память отшибли!»

«Кто нам память отшиб?» — опешила Люба.

«Говорю же: не помню».

«А зачем они нам память отшибли?» — недоверчиво уточнила Люба.

«Зачем, зачем! Ясное дело — зачем. Чтоб мы не вспомнили, как нас ограбили».

«Нас ограбили!» — с ужасом воскликнула Люба.

«Как ограбили?!» — коляска оглядела колеса.

«Ты же сама только что сказала», — теряя терпение, повысила голос Люба.

«Мало ли что я могла сказать, когда в таком стрессе нахожусь! Такую потерю пережить».

«Думаешь, Коля нас просто потерял?» — с надеждой спросила Люба.

«Причем здесь Коля? Я! Я потеряла, едва успев обрести».

«Что потеряла?»

«Свою любовь», — простонала коляска.

«Я здесь», — успокоила Люба.

«Причем здесь ты? Я джип потеряла».

«Так ты в него?.. — Люба засмеялась. — Ты его любишь?»

Ничего не ответив, коляска вдруг подскочила на месте: «Любушка, я смекаю, кто нам память отшиб. Сумка!»

«Какая сумка?»

«Ну, вспомни-вспомни, потаскуха лакированная. Еще тебя дурой обозвала».

«Меня? Тебя вроде».

«Не важно. Главное, что это — она, мерзавка!»

«Ладина сумочка?» — поразилась Люба.

«Помнишь, мы ели в кафе? В «Макдональдсе»?

Так вот… Ой, у меня прямо так ясно вся картина преступления в глазах стоит».

«Преступления? — Люба вздрогнула. — Сумка хотела убить Колю?!»

«Как же, убьешь твоего Колю сумкой! Твоего Колю поленом не перешибить. Она нас задумала извести! Подбросила нам в еду… как его? По телевизору говорили, на клопа похож».

«Таракана что ли» — с омерзением предположила Люба.

«Какого таракана? Не сбивай! Клопелин? Клофелин! Она нам подсыпала клофелин, что б мы заснули и были в беспамятстве».

«Ой, ну зачем ей это надо?» — засомневалась Люба.

«Да чтоб ограбить же. Ограбить?! Ой, Любушка, проверяй скорей мою велоаптечку, не пропало ли чего?»

Люба судорожно ощупала свое имущество: утка на месте, в пакете, сбоку возле подлокотника, рюкзачок — здесь, на коленях. И вдруг ее прошибла догадка: «Мамочка родная! Она хотела мой диск украсть. Там же такие необыкновенные песни!»

Трясущимися руками Люба развязала шнурок, стягивающий горловину рюкзачка, и принялась шарить внутри.

«Хватит, щекотно», — заверещал рюкзак.

«Потерпи, не велик барин, — приказала коляска рюкзаку. — Ограбили тебя, пока дрых».

«Никто меня не грабил, — обиделся рюкзак. — Я свое дело туго знаю!»

«Диск с моими песнями на месте?» — все еще не веря и продолжая шарить, воскликнула Люба.

«В кармашке… а-ха-ха… под молнией лежит», — выдохнул рюкзак.

«Уф! — Люба нащупала диск. — Слушай, колясочка, вариант ограбления отпадает».

«Ну, если тебе не нравится моя версия», — обидчиво произнесла коляска.

«Версия мне нравится, но нас никто не грабил. Ох, как хорошо, что не нужно никого подозревать! Я, кстати, сразу с первых твоих слов засомневалась: ну не способна Лада на такую подлость!»

«Ага, все у тебя хорошие, одна я плохая, — обиделась коляска. — Лада-Ладушка. А ведь она у меня за спиной стояла, когда мы здесь очнулись!»