Царь Давид - Петр Люкимсон

В поисках выхода из этой ситуации многомудрый Авенир и предложил, чтобы, подобно тому, как некогда Голиаф хотел решить исход сражения в поединке между двумя сильнейшими воинами, отношения между Давидом и Иевосфеем были выяснены в ходе борьбы между молодыми воинами с обеих сторон. При этом было решено, что каждая сторона выставит по двенадцать бойцов – ведь спор шел о том, кому быть правителем двенадцати колен Израилевых.

Бой у Гивонского пруда.

Все исследователи Библии подчеркивают, что из самого ее текста следует, что Авенир не хотел кровопролития. Если переводить сказанные им Иоаву слова буквально, то они звучат так: "Пусть встанут юноши и поиграют перед нами". Речь шла именно о военной игре, и не более того. Но слишком высока была ставка в этой игре, слишком уж хотелось каждому из ее участников принести победу своему господину и тем самым заслужить высочайшие почести, так что в результате в какой-то момент игра превратилась в жестокую схватку, в которой обе стороны взялись за мечи. Исход этого поединка оказался трагическим и символичным:

"И схватили они друг друга за головы, и вонзили мечи свои друг другу в бок, и пали вместе. И назвали место это, что в Гивоне, Хелкат-Ацрим – Полем мечей" (II Сам. 2:16-17).

Увидев, что на круге, где шла "игра", остались лежать двадцать четыре трупа, обе стороны в ярости бросились друг на друга, и между ними завязалась ожесточенная сеча. Библия ничего не сообщает о расстановке сил в этом сражении, и нам известно лишь, что в какой-то момент армия Иевосфея побежала, а армия Давида во главе с его тремя племянниками Иоавом, Авессой и Асаилом бросилась ей вдогонку.

Впереди всех бежал юный Асаил, решивший во что бы то ни стало нагнать и убить самого Авенира, являвшегося, как всем было известно, главным оплотом трона Иевосфея. Мидраш сообщает, что Асаил был лучшим бегуном во всей Иудее, он с легкостью не только догонял, но и обгонял оленей, и потому очень скоро Авенир почувствовал у себя за спиной горячее дыхание юноши.

Понятно, что у Асаила, еще только приближавшегося к своему восемнадцатилетию, не было никаких шансов одолеть в честном поединке уже немолодого, но еще полного сил и не раз смотревшего в лицо смерти Авенира. И из рассказа о том, чем закончилась эта погоня, Авенир, сын Нира, предстает перед нами подлинно благородным человеком. Он оборачивается назад, видит Асаила, спрашивает его, правильно ли он узнал в нем одного из племянников Давида, и, получив положительный ответ, советует юнцу отстать от него, свернуть в сторону и выбрать себе соперника по силам.

Но Асаилу в этом добром, почти отеческом совете слышатся насмешка и оскорбление. Уверенный в своей мощи, охваченный жаждой славы, он продолжает преследование. Авенир снова оборачивается к Асаилу и просит отстать от него.

"Зачем мне повергать тебя мертвым на землю и как мне показаться потом Йоаву, брату твоему?!" – говорит Авенир своему неожиданному противнику, но тот не желает прислушиваться к голосу разума. И вот тогда Авенир нанес наступающему на него Асаилу удар задним концом копья.

Стоит отметить, что в те времена задний конец копья у израильтян и филистимлян не был тупым. На нем, конечно, не было наконечника, но его затачивали ножом, чтобы при необходимости этим концом копье можно было воткнуть в землю.

Авенир ударил Асаила таким заточенным концом в пах, и так велика была сила этого удара, что копье прошло сквозь тело брата Иоава и Авессы насквозь. Подбежавшие спустя несколько минут к месту этой схватки другие воины Давида в ужасе замерли перед изувеченным телом Асаила, и эта заминка дала возможность Авениру и его людям оторваться от своих преследователей и собраться в боевое построение на вершине холма Аммы в Гивонской пустыне.

Так с наступлением сумерек два отряда снова оказались друг против друга – отряд Авенира на вершине холма, в очень выгодной позиции для возможной обороны, а отряд Иоава – у его подножия. С вершины этого холма Авенир и воззвал к Йоаву с призывом прекратить братоубийство: "Вечно ли будет убивать меч? Разве не знаешь ты, что горестны будут последствия? И до каких пор не скажешь ты людям, чтобы они перестали преследовать братьев своих?" (II Сам. 2:26).

Авенир, прекрасно помнящий те времена, когда он уже был главнокомандующим армией Саула, а Иоав – рядовым бойцом, а затем младшим офицером, обращается к Иоаву как старший к младшему, как к достойному противнику, но никак не к смертельному врагу, считая, что израильтяне, к какому бы колену они ни относились, являются братьями, а потому по определению не могут быть врагами.

Иоав принимает эти доводы Авенира, но напоминает, что меньше всего тот имеет право на произнесение подобных сентенций – ведь если бы Авенир не предложил молодежи "поиграть", глядишь, не было бы и кровопролития:

"И сказал Йоав: как жив Бог, если бы ты не говорил, то еще с утра перестал бы каждый из людей преследовать брата своего" (II Сам. 2:27).

Очевидно, в ходе этого разговора Иоав спросил Авенира и об обстоятельствах гибели Асаила, и старый вояка рассказал, как было дело, подчеркнув, что он не хотел убивать юношу, несколько раз просил его угомониться и применил копье, лишь когда Асаил стал угрожать его жизни и не оставил ему никакого другого выхода.

"На мне нет вины за кровь твоего брата!" – закончил этот свой рассказ Авенир. Иоав вынужден был согласиться, что тот прав, и дал сигнал трубить в рог о прекращении сражения. Однако то, что Иоав признал правоту Авенира, отнюдь не означало, что он простил его. Нет, скорбь по брату не оставляла Иоава на протяжении всего обратного пути в Хеврон, и жажда мести сжигала его изнутри, доводя едва ли не до исступления. Оплакивая брата, Иоав свернул по дороге в Хеврон в родной Вифлеем, чтобы похоронить Асаила в родовой гробнице. Только после похорон, совершив ночной переход, он со своим отрядом вошел в Хеврон, неся на носилках тела девятнадцати погибших в битве товарищей.

Двенадцать из этих девятнадцати пали во время затеянной Авениром "военной игры", и таким образом в ходе битвы с противником отряд Давида потерял всего семь человек. Как вскоре стало известно, потери армии Иевосфея были куда более тяжелыми: от рук людей Давида погибли 360 человек (включая двенадцать "поединщиков"). Таким образом, победа армии Давида была неоспоримой, что значительно укрепило его позиции внутри Иудеи и увеличило число его сторонников среди других колен.

* * *

Тем временем Давид обживался в Хевроне, проводя время не только в государственных заботах, но и в игре на арфе и в сочинении все новых псалмов.

В этот период его поэтический дар достигает поистине огромной силы; мотивы преследования и спасения сменяются глубокой философской лирикой, пронизанной восхищением перед той мудростью, с какой Бог сотворил мир:

"Руководителю хора. Песня Давида. Небеса повествуют о величии Господа, о деянии Его рук рассказывает небесный свод. День за днем ведут речь и ночь за ночью раскрывают знание. Нет говорящего, и нет слов, и не слышен их голос. По всей земле проходит их луч и до края Вселенной – их слова…" (Пс. 19:1-5).