Сад зеркал - Дмитрий Самохин

Позеленевшие могильные плиты и даже большой семейный склеп в стороне. Мне не к нему. Мне сюда, к этим серым камням, что истерты дождями и ветром. Меня притащило к замшелой, очень старой плите, покрытой слоем грязи. Пришлось отколупывать её, чтобы прочесть надпись. Она была очень важна, я чувствовал это.

Сухая грязь отпадает кусками, осыпается с тихим шорохом, открывает передо мной надпись. Единственное слово: «Обернись».

Ночное кладбище – удивительное место. Только здесь тоненькая девушка в легком платье пугает сильнее, чем пьяный орк с дубиной.

От неё исходила невероятная мощь, потому что она жила очень долго – наверное, две или три сотни лет. Тоненькое тело – сплетение чистейшей темной Силы, бледное лицо – спокойно-равнодушное, глаза – умные, цепкие. Даже невампирское зрение, наверное, различило бы их блеск.

Беда у разумных монстров с глазами. Всегда они нас выдают.

Мне хочется упасть перед Ней на колени и плакать от счастья. Я нашел Её. Я нашел их всех. Теперь у меня будет Семья – снова, после долгих-долгих лет. Никогда я не хотел признавать, как давит на меня одиночество. Древ-ние – стайные существа, и бывшие древ-ние – тоже.

Она читает мысли каждого вампира Семьи и чувствует их желания. Даже во время жизни на родине, в своем древ-нем гнезде, я понятия не имел, что такое настоящее единение – такое, как в вампирской Семье. Что такое настоящая преданность – такая, которую испытывают вампиры в отношении главы своего семейства, Вышнего. Адитии ничего подобного и не снилось, разве что наше отношение к Древу могло передать этот восторг и трепет, но Древо не было одним из нас.

– Ты пришел.

Голос хриплый, будто простуженный. При его звуках у меня сжимается в груди и перехватывает горло. Я тяжело опускаюсь на одно колено и чувствую, как в груди что- то дрожит, как готовится заполниться пустота, живущая там после смерти моего Древа. И всё, чего мне хочется в это мгновение – тряпкой распластаться перед Вышней и возликовать, потому что моя жизнь снова обрела смысл.

Нет, не так – Смысл. Острее и выше, чем когда-либо.

Она понимает и принимает меня без лишних слов, хотя еще не может читать моих мыслей и побуждений. Но Она знает, как это происходит, ведь и сама когда-то была такой же, как я.

За Её спиной появляются другие вампиры. Какое большое у меня семейство. Какое прекрасное у нас будущее.

– Ты хочешь стать частью Семьи?

Я сжимаю руки в кулаки изо всех сил и киваю – просто киваю, хотя мне хочется выть от восторга. Перед глазами все плывет, и я смаргиваю слезы. Сердце моё колотится быстро-быстро.

С трудом поднимаюсь на ноги. Я должен стоять перед Ней и смотреть в Её глаза.

– Готов ли ты склониться передо мной и принять меня своей хозяйкой?

– Нет.

Медленно-медленно поднимаются в удивлении темные брови. В Семье очень давно не было новичков. Она отвыкла получать ответы словами, а мыслей моих прочесть пока не может – я еще не часть Семьи. Именно на этот миг замешательства я и рассчитывал.

Поднять руку на Вышнего – это может только новообращенный, совершенно дикий и абсолютно, безнадежно тупой. Но с этим у меня всё в порядке. Спорю на собственный хвост: тупее меня на этом кладбище лет триста никого не было. Мне это от Орки передалось, не иначе.

Моя рука, до сих пор сжатая в кулак, разжимается перед Её лицом. И это последнее, что видят Её глаза.

Древо, как трудно было переделать Оркину перчатку под свою перепончатую руку!

Желание ползать на брюхе и визжать от радости пропадает начисто, когда тоненькое девичье тело падает в траву. А я стою над мертвой Вышней и сжимаю в руке её глаза.

Что мною движет? Я не знаю. Ветер. Вода. Какая разница? Если судьба окунает тебя мордой в грязь – ныряй поглубже: как знать, что найдется на дне.

Убивать вампиров я больше не могу – ну и ладно. Куда больше мне хочется возглавить их. И я сумею: раз кровь вампира превратила меня в одного из них, то хранилище души Вышней должно… Я правильно рассуждаю?

Один за другим, давясь, захлебываясь горькой слюной, я проглатываю её глаза – вместилище души вампирьей хозяйки. Древо милосердное, какая гадость!

Вокруг меня – два десятка обалдевших вампиров. Молодые, старые, дряхлые, тощие, жирные – всякие. Они пялятся на меня, разинув пасти, и длинные клыки делают их бледные лица похожими на морды рыбы-ведьмы.

Уверившись, что проглоченное не ломится наружу, я обвожу взглядом сборище. Сборище тихо, но отчетливо ворчит. Вот сейчас бросятся на меня и разорвут на сотню маленьких ящеров, чтоб неповадно было жрать всякую дрянь.

Нет уж. Не для того я сюда притащился. Я злобно скалюсь, и стоящие поближе вампиры слегка отшатываются. Привыкай, новая Семья. Что тебе еще остается-то?

– Готовы ли вы склониться передо мной и принять меня своим хозяином?

Они колеблются – и это самые долгие мгновения моей жизни.

Кажется, будто внутри всё переворачивается, и что- то давно отринутое и забытое цепляется за меня тонкими бессильными коготками. Яркими мазками проносятся воспоминания из древ-ней жизни: голоса со-родичей и плеск рассекаемой хвостами воды, смех Дар-Тэи и стук ракушек на её поясе, запах свежей листвы и вкус печеной рыбы в листьях ульмы, прикосновение прохладной перепончатой руки к моей щеке, добрый взгляд желтых глаз Адитии и чувство близости Древа, не знакомое ни людям, ни оркам, ни вампирам.

А потом, еще дальше, едва различимо – широкая складчатая морда, блеск слёз в глубоко сидящих глазках и шёпот: «Не умирай, Хвостатый, только не умирай…»

Миг – и всё это исчезает. Я снова один – такой, каким стал за последние пять лет и ещё за несколько лун – оркоподобный ящер с очешуенной жаждой крови.

А стоящие передо мной вампиры один за другим опускают глаза, и по рядам их почтительным вздохом проносится единственное слово:

– Вышний!

Карты пришли отвратительные. На руках двойка, тройка, валет, туз и все разной масти. И на столе полный разброд, ни одной комбинации. Впору поднимать белый флаг и принимать абордажную команду. Не везет мне сегодня, подбрось да выбрось. Три часа сплошного невезения. Игровой бюджет на вечер полностью освоен, в кармане свистит ветер, и очень хочется выпить. За этим не заржавеет. Я взял стакан, поболтал виски и сделал глоток, окинув внимательным взглядом партнеров по игре.