Эффект прозрачных стен - Ирина Грин

Здесь уже были настоящие больные. Читая диагнозы и всматриваясь в лица пациентов, Рина пыталась уловить взаимосвязь между самочувствием человека и его внешним видом. Найти отражение симптомов в словах, интонациях, движениях, жестах. Иногда она видела, что лечащий врач перестраховывается, что назначенное им лечение является избыточным. Вместо того чтобы поддержать ослабленный болезнью организм, оно подставляет ему подножку. Побочные осложнения от лекарств пробуждают новые заболевания, человека переводят в другое отделение, врач ставит галочку – вылечил. А на самом деле? Конечно, вслух высказывать подобные мысли Рина не могла – вмиг останешься без работы. Но желание лечить по-своему крепло день ото дня.

Летом Рина на две-три недели устраивала себе каникулы и приезжала домой в деревню. Тогда она еще была богом забытой деревушкой из одной улицы без названия. Так и писала Рина на письмах, адресованных матери: деревня Николаевка, дом восемь. Мать сетовала, что деревня пустеет. Старики умирают, молодежь подается в город. Заброшенные дома ветшают, торчат из-за покосившихся заборов гнилыми зубами. А потом мать умерла. Вроде и не старая, а ушла в одночасье. Сердце. Рина не рассчитывала, разумеется, что мать будет жить вечно, но смерть ее долго не могла принять. Мать часто приходила к ней во сне. Раньше она писала дочери обстоятельные письма о деревенской жизни и людях, искавших у целительницы помощи. Как же Рине не хватало этих непритязательных историй! Ева писать не любила. Не о чем писать, считала. Про деревню все писано-переписано, а о ее самочувствии сестра и так должна знать – ведь недаром они близнецы. Какая-то внутренняя связь когда-то соединила их души, и оборвать их может только смерть.

С годами деревня на опушке векового леса с речкой, где, по словам местных жителей, еще можно поймать вот та-а-а-кого сома, приглянулась андреевским бизнесменам. С одной стороны, близко – можно за час на работу добраться. С другой – экология, здоровый образ жизни. Сейчас, как говорит Агния, это в тренде. Даже болезнь такая появилась – орторексия, чрезмерное стремление к здоровому образу жизни. Люди доводят себя до истощения, отказываясь употреблять опасную с их точки зрения пищу.

По соседству с небольшими домиками-теремками с расписными ставнями, словно сошедшими с рождественской открытки, вместо опустевших домов, чьи хозяева подались в город, стали расти терема и дворцы. Новые жители Николаевки лечились современными препаратами, над целительницей с ее пучками трав под притолокой откровенно посмеивались, мол, деревня, что с нее взять. Но любовная магия по-прежнему была востребована. И не только она. В последние годы увеличился спрос на всякого рода эзотерику – гадания, заговоры на успех в бизнесе, на устранение конкурентов. Еще одна любимая тема (это больше по женской части) – что бы такого съесть, чтобы похудеть.

Человек по природе своей ленив. Скучно достигать целей обычным путем: получать образование, зарабатывать деньги, создавать семью, налаживать отношения, заниматься спортом и разумно ограничивать себя в питании. Куда проще найти человека с волшебной палочкой. Раз – и тыква превратилась в карету. Проглотила таблетку – и вот ты уже настолько прекрасна, что принц с туго набитым кошельком бросил жену с тремя детьми и устремил в твою сторону свои чувства и мечты. Именно такая потребность, увеличивающаяся с ростом новых домов, повернула к порогу дома колдуньи стопы женской половины Николаевки. Впрочем, кто-то, наоборот, хотел защитить свое добро от постороннего посягательства и укрепить брак. С виду он, может, и надежный, но чем черт не шутит, лучше перестраховаться.

Рина в то время училась в мединституте, дома бывала крайне редко, но, приехав на Новый год, сразу почувствовала – неладно в доме.

– Мать бы этого не одобрила, – сказала она, когда Ева, проводив очередную посетительницу, вернулась в дом.

Сказала и пожалела. Внутренняя нить, соединявшая их с сестрой души, вдруг превратилась в раскаленную проволоку. От резкой боли Рина зажмурилась, затаила дыхание, боясь вздохнуть. А когда чуть привыкла к этой боли, открыла глаза и первое, что увидела, – полные злости глаза сестры.

– Не одобрила? – сказала она. – А что мне прикажешь делать? Помирать от голода? Тебе хорошо рассуждать! У тебя работа, деньги! В институте учишься! А я ведь даже школу не окончила. Думала, на мой век хватит ума. А вот не хватило! Мать одобрила бы мою голодную смерть?

– Но ты ведь знаешь, что губишь себя! И детей своих будущих! – попыталась возразить Рина.

– Детей? Да откуда им взяться! Меня мужики за версту обходят. Боятся, что я их колдовством заставлю на себе жениться. Ни один, даже помирая, из моих рук стакан воды не возьмет. А ты говоришь – дети!

– Ева, давай уедем в город. Будем жить вместе. Как-нибудь устроимся. Найдем тебе какую-нибудь работу.

– Какую-нибудь? Да на кой черт она мне сдалась, какая-нибудь! Меня устраивает то, что я делаю. Может, я и необразованная деревенская баба, но люди верят, что я могу влиять на реальность. Они ищут у меня спасения от страха одиночества. И в моих силах дать им это спасение. А значит, я останусь здесь, пока я нужна хоть кому-нибудь. А ты, если стыдишься меня, проваливай. Слышишь? Проваливай к чертовой матери! – с этими словами она бросилась в комнату Рины и лихорадочно принялась запихивать в ее сумку вещи. – Вот! Все!

Ева выставила незакрытую сумку на крыльцо. Распаленная от гнева, с испариной на висках и дрожащими руками.

– Прощай, сестра!

– Прощай! – Рина медленно вышла из дома, села на ступеньки, заправляя в сумку торчащие части одежды. Застегнула молнию. Встала, медленно, словно во сне, пошла к калитке. Она все надеялась, что сестра окликнет ее, они обнимутся, все обидные слова будут забыты и жуткая боль в груди исчезнет. Но чуда не произошло.

Рина долго отходила от этой ссоры, пыталась убедить себя, что ничего страшного не произошло, что нужно уважать выбор сестры, каким бы он ни был. И почти уговорила. И только боль в груди осталась. Как будущий врач, она понимала: причина этой боли – потеря душевного равновесия, и что если не удается от нее избавиться, то нужно к ней привыкнуть, научиться жить с ней. И она училась. Закончила институт, работала на «Скорой», затем устроилась в больницу, в отделение терапии. Работа врача не располагала к созданию семьи, но одиночество не тяготило Рину. Ее семьей стали пациенты. В основном пожилые, зачастую одинокие, напуганные, они ждали от нее чуда, и она старалась, как могла.

Однажды ночью Рина проснулась от резкой боли. Это была она, ее привычная боль, только усиленная в десять, в сто раз. С трудом сдерживая крик, Рина нашла аптечку. Руки дрожали, и лекарства рассыпались по полу. Ей пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы найти упаковку ампул с обезболивающим и сделать себе укол, затем она вызвала «Скорую». С трудом открыла дверь и провалилась в спасительное беспамятство.

Рина долго приходила в себя. Врачи, как к коллеге, отнеслись к ее обследованию с максимальной доскональностью и не могли понять причины приступа. Вроде никаких отклонений нет, всевозможные анализы в норме, все жизненные функции в порядке. Рина и сама понимала, что все в порядке. Хотя не все – после укола, который она сделала себе той ночью, боль, много лет жившая в ее организме, ушла. Ее не было. Совсем.