Дневник призывателя - Юлия Ставицкая

веслами до воды. Он хотел повернуть, но уже не мог. Нечто ждало его.

Он же пытался вспомнить.

Вечером, когда солнце устремилось за горизонт, он свернул свои сети, принеся домой хороший улов. Вокруг него бегали дети, а жена накрывала на стол. Все как обычно, как каждый день. Он мог закрыть глаза и без ошибок перечислить все детали. Он мог почувствовать, не прикасаясь. Старый дом, льняные занавески, шершавые доски, уже не молодое тело жены… В его память врезалась каждая ее морщинка, вытесняя юный образ той, в которую он влюбился.

Да и зеркало не умело лгать. Он тоже стал другим. В его душе больше не разгоралось пламя, и он не стремился вперед. Уехать куда-то? Поздно уже. Построить новый дом? Этот еще не отжил свое… Из жизни рыбака пропало все новое, а вместе с ним и радость.

Все вмести сидели за столом, вели разговоры ни о чем. Как-то незаметно наступила ночь, и он лег спать, отвернувшись от жены.

Он помнил каждую ее черту, но прикасаться больше не желал.

Тишина. Все спят. Рыбак же не находит себе места. Что-то внутри него воет от тоски и отчаяния.

Так он и провалялся до восхода луны. Она выкатилась на небо, раздвинув все своими покатыми боками, а он в тот же миг подорвался с постели…

Нет, было что-то еще.

Именно. Звук. Его поманили ни свет, ни луна, а музыка, что была прекраснее любой, которую он до этого слышал, и чарующий голос, ради которого можно отправиться хоть на край света или даже отдать свою жизнь.

Кто же так чудесно поет? Кто оживляет скрипку и флейту?

Плавный завиток, длинная шейка, изящная талия. Человек или все же сама скрипка? Не понять. Все слишком прекрасно.

Ее звучание – нежный голос, поюще-говорящий, мечтательный. Он трепетен, изменчив и эмоционален. Дрожит и вибрирует, будто касаясь человеческой кожи. Он точно ветер, несущий серебряный звон, он точно танцор, вкладывающий душу в каждое движение и поддерживающий своего партнера, который тоже не прост.

Флейта берет те ноты, что селятся в самом сердце, напоминая о волшебстве и сказочных царствах. Каждый звук ясен, чист и прозрачен, как первая слеза младенца и последний вздох умирающего.

Завораживающее слияние, выразительное и пронизывающее, но и оно меркнет, вытаскивая на поверхность свою жемчужину – человеческий голос, словно доносящийся не из этого мира и поющий историю лишь для луны, к которой хочется прикоснуться и… Спасти?

Вернись сюда, вернись к нам, сестра… Мы ждем, когда ты выберешься из того лабиринта зеркал и иллюзий. Мы ждем тебя, заплетая венки из душистых цветов. Мы ждем тебя, а ты иди на наш голос, полный тоски и любви.

Селена, Луна, наша верная жрица…

Рыбак поежился. Поют не для него, и он не понимает слов, но как же ему хочется увидеть тех, кто способен заставить его душу вновь гореть. Только увидеть и все. Он не сделает ничего плохого, просто посмотрит.

Рыбак себе лжет и расставляет сети.

Водная гладь рябит, под нею снуют тени.

Он ждет. Вот сейчас…

Затрепыхалась сеть, и он вытащил на поверхность одну их теней, бьющуюся и испуганную, да так и застыл в изумлении.

Ничего удивительнее и красивее он до сего дня не видывал. Все самое лучшее меркло перед пойманной рыбкой. Жена забывалась и гасла любовь к ней и к ее детям. В сетях, в его лодчонке находилось сокровище – девушка, что изумительнее богов и ярче звезд. Обнаженная, укрытая лишь шелковистыми волосами цвета изумруда с вплетенным в них лотосом, она смотрела в самую душу, заставляя сердце рыбака биться чаще, точно он был не пожилым мужчиной, а желторотым юнцом, влюбившимся в первый раз и готовым свернуть горы и достать луну с неба для той, которая на него даже не взглянет.

Невысокая, стройная, точно тростинка, говорит то, что рыбак не может понять, но заставляя все тело дрожать в немом восхищении. Еще немного и она заплачет, но рыбак не намерен ее отпускать. Он наконец-то почувствовал себя живым, а без сокровища это чувство пройдет.

А потому он повел лодку к дальнему берегу, чтобы никто его не увидел и не отобрал девушку. Каждый, будь то нищий крестьянин или сам правитель земель, захочет забрать ее себе.

Рыбак пытался коснуться девушки рукой, но кожа ее была столь холодна, что он обжегся. Что за напасть. Как же тогда ее достать из лодки? Скоро взойдет солнце – ему нужно спешить.

Девушка плачет, он гребет. Песнь становится печальнее и отчаяннее. Теперь поют для него?

Вот уже встало солнце, оборвав мелодию и распугав тени своими первыми ласками. Лучи проскользили по воде и заглянули в лодку, девушка тут же вскрикнула.

Ей больно? Рыбак обернулся, чтобы проверить свое сокровище, но обнаружил лишь лужицу кристальной воды, в которой плавал лотос.

Его чудесная рыбка испарилась, точно была соткана из тумана. Погибла под первым солнечным лучом и забрала с собой сердце рыбака, навеки упокоив его душу и разрушив жизнь. Её привычная серость стала ему ненавистна.

Так он позабыл обо всем, отдавшись лишь поискам. Каждую ночь он устремлялся к озеру и ждал, когда же запоет тот чарующий голос, но певец все никак не являлся.

В итоге рыбак потерял и покой, и семью, а пруд покрылся илом. Больше некому в этих местах просить луну вернуться и ждать того, кто ищет для нее цветы. Может, и не было смысла ждать?

***

– Так что там? Вы видели? – Тоша сгорал от любопытства, изображая из себя плюшевого мишку Кайсы. Девчонка явно любит обниматься, а он ничего не имеет против. Конечно, он был бы больше рад, если бы так к нему прижималась Верочка, но это уже совсем другая история.

Я же примостился на подлокотнике кресла, Кристал вновь уселась на своё место, а Соха стоит в центре, точно соляной столб. Каждый чего-то ждет, делая вид, что просто пьет чай со сладостями. Почти не чувствую вкуса. Хлебаю его, как воду, заедая печеным.

Тут могла бы повиснуть долгая пауза, точнее обязательно бы повисла, будь мы втроем, но сестренка нашего невозмутимого Ларса – его полная противоположность, даже более шумная, чем Тоша. Если Ларс скала или величественный хозяин леса, то она горная речушка, не ведающая покоя, или бельчонок, носящийся с ветки на ветку.